Месть. Книга 2. Печать Раннагарра

Расстреливая обреченно-безнадежными взглядами лица друг друга, мужчина и женщина, застыв на высокой скале, смотрели глаза в глаза. Невыносимо горько. Пронзительно. Болезненно-отчаянно.

Ветер рвал их волосы, играл складками одежд, бился невидимыми кулаками о их застывшие напряженные фигуры, словно хотел сдвинуть их с места, заставить разорвать затянувшуюся зрительную связь, остановить этот немой поединок взглядов и характеров.

Солнце, поднявшись над горизонтом, утопило землю в теплоте своих лучей, а Касс все еще был жив! Герцог измученно смотрел на искусанные губы жены, струящиеся по ее щекам горькие слезы, и не мог поверить тому, что робко нашептывало ему его срывающееся на полухриплый стон сердце, плохо понимая, как такое могло произойти?

За что?

Почему?

Каким непостижимым образом она полюбила его?

Качнувшись, Касс шумно выдохнул, а потом сделал шаг — короткий, как миг, бесконечный, как вечность.

Резко, со стоном, он сгреб Оливию в свои объятья, впечатав в свое тело: неистово, исступленно. Забывая дышать, думать, двигаться. Только чувствовать…Чувствовать ее тяжело поднимающуюся и опадающую грудь у своих ребер. Ток крови, пульсирующий в ее венах. Блаженное тепло ее дыхания. Ее ладони на своей спине, обжигающие, словно раскаленное тавро, кожу. Жизнь. Ее. Свою. Не важно… Простую жизнь. Обещающую солнце, ветер, небо над головой, рассветы, закаты, дни, ночи и ее… Всю. Без остатка. С этими пахнущими вереском и мятой волосами, храбрым огненным сердцем, не по-женски сильной рукой; с этими невозможными глазами, в которых в зимний день можно увидеть жаркое лето; и чистой душой, к которой, несмотря на всю мерзость и отвратность этого мира, не прилипло и капли грязи.

Касс наклонился, захватил в ладони лицо Оливии, всматриваясь в такие бесконечно родные черты, и, целуя губами ее соленые от слез губы, прошептал:

— Прости меня…любимая.

Кроткая улыбка теплыми лучиками поползла из уголков ее губ. В голубых глазах отразились зеленые. Спокойно, светло, не отводя взгляда, она ответила:

— Прощаю… любимый, — и ее голос, такой тихий и нежный, ударил по Кассу словно росчерк молнии, выбив дух, сдавив железной рукой горло и едва не бросив на колени.

Прощает… Несмотря ни на что: на все ту боль, что он ей причинил, она прощает. Она…

Именно она…

Ведь он не ждал пощады от единосущного творца — Всевидящего, не надеялся на милость светлоокой Арнии, не боялся черного огня Эреба, но он от всего сердца благодарил силы земли и неба за ее «прощаю», потому что только ее прощение в этой жизни имело для него смысл. Ее «прощаю» клеймом «синта» выжигало на сердце нелюдя сиреневую печаль, нежно-голубую надежду и алую, как капли крови, любовь.

Воздух завибрировал, поплыл вязкими колышущимися линиями и волнами. Из земли потянулись огненные ростки и лозы, свились в жгуты, закрутились узлами, обвили тонкими ручейками фигуры Оливии и Касса. Пламя ласкало их руки, целовало губы, согревало тела. Оно ширилось и росло, расписывая воздух невиданной красоты узором.

Огонь взвился до небес, превратив утес в гигантский пылающий алый факел, над которым диковинным пульсирующим цветком билось огненное сердце, словно маяк освещающее землю на сотни миль. И там, где у подножия еще не проснувшегося города лежал каменный дракон, произошло настоящее чудо…

Земля вздрогнула, ожившее существо зашевелилось, потягиваясь после многовекового сна. Выгнув длинную шею, оно сложило огромные крылья в суставах, а затем резко расправило, стряхивая с них каменную крошку и пыль. Чешуйчатые лапы гибко вытянулись, вспахав землю глубокими бороздами острых когтей, и дракон выпустил в рассветное небо длинную струю оранжевого пламени. От мощных, тяжелых шагов затряслась земля. Легко оттолкнувшись от нее, дракон плавно взмыл ввысь, рассекая необъятной грудью упругие потоки воздуха.

Сделав прощальный круг над Хелликией, он полетел на север, к высокому темному утесу, над которым ослепительно и ярко полыхало его сердце. Раскинув крылья, дракон завис над ним, подставляя грудь лижущим его языкам пламени, и жаркий огонь впитался в его тело, словно вода в иссушенную солнцем землю. Одарив благодарным взглядом стоявших в объятиях друг друга Касса и Оливию, дракон устремился вглубь Аххада — туда, где среди дремучих лесов, в самом центре гнилых болот, одиноко стоял ветхий домишко.

Покружив над покосившейся лачугой, дракон, наконец, мягко приземлившись у ее порога, обернулся огромным, мощного телосложения, мужчиной со светлыми, вьющимися до плеч волосами. Осторожно потянув на себя скрипучую старую дверь, он согнулся едва ли не пополам, чтобы войти в дом. Расправив свои могучие плечи, мужчина замер на пороге хибары, с теплой улыбкой разглядывая сидящую у костра старуху.

— Иллариль, — тихо позвал он.