Месть Лисьей долины

– Нет, Лизе, – всхлипнул Павел. – Она спокойная, уравновешенная девочка. Я надеялся, она воспримет все спокойно. Разумеется, я никогда не сказал бы правды Тине. Я взял с Елизаветы слово, что она сохранит это в тайне от сестры.

Да, и с этого момента у близнецов завелись тайны друг от друга. Я посмотрела на Павла и спросила напрямик:

– Вы столько лет молчали. Почему именно сейчас вы решили открыть правду?

Горенштейн обернулся и посмотрел на экран. Стоп-кадр запечатлел героя фильма «Ворон» – крупным планом лицо с густо накрашенными глазами.

– Из-за него, – внезапно севшим голосом произнес Горенштейн.

– Из-за Брэндона Ли?! – изумилась я.

– Его звали Костя, Константин Воронов, – тихо произнес Павел. – Он был студентом консерватории, где я преподавал теорию композиции. Он покончил с собой. Это было двенадцать лет назад. Но мне кажется, только вчера.

– Сочувствую, – проговорила я без малейшего сочувствия в голосе. Драмы и трагедии двенадцатилетней давности меня не интересовали. Куда больше меня волновали проблемы близнецов, причем сегодняшнего дня. Внезапно я уставилась на экран. Брэндон Ли был, как всегда, необычайно харизматичен.

– В этом виноват кто-то из ваших братьев? – сообразила я. – Аркадий, да?

– Борис. – Маленький мужчина на мгновение прикрыл глаза, а когда распахнул их, фамильные зеленые глаза Горенштейнов полыхнули лютой злобой. – Мой брат был тираном, это вы уже знаете, но не знаете, что он не терпел, когда ему противоречат.

– Не понимаю, – пробормотала я. – Вы взрослые люди, никого не касается ваша личная жизнь…

– Сразу видно, что вы не были знакомы с Борисом! – невесело усмехнулся Павел Станиславович. – Мой брат к тому времени уже достиг того, о чем мечтал – богатства, власти, влияния. А я… я был для него никто. И не имело значения, что я профессор консерватории, что меня ценят и уважают.

Павел горестно вздохнул:

– Я сам отчасти виноват – так глупо подставился. На закате жизни я полюбил. Константин Воронов был необычайно чутким, талантливым и ранимым. Это я его убил.

– Из-звините? – поперхнулась я.

– Нет-нет, на самом деле его никто не убивал, это было самоубийство, – успокоил меня Горенштейн. – У полиции не возникло сомнений. Просто мой брат поставил мне ультиматум – либо я прекращаю всякие отношения с этим молодым человеком. Либо… либо я пожалею. Так он сказал.

Маленький мужчина присел на диван и потер левую сторону груди. Потом поднял голову и произнес:

– Я решил, что смогу отстоять свое право жить так, как считаю нужным. Думал, у Бориса рука не поднимется сломать жизнь собственному брату. Но я его недооценил.

В стеклянном домике было тихо.

– Я должен был понять, что я для него ничто! Бориса интересовало только собственное процветание. Больше всего на свете он любил деньги. Точнее, любил делать деньги. На втором месте были его маленькие дочери-близнецы. Аркадия наш средний брат попросту презирал, но все-таки вял на работу в свою компанию. А ко мне Борис относился хуже, чем к собаке. Взять хотя бы это глупое прозвище – Шкарпетка. Он знал, как оно меня раздражает, и все-таки продолжал дразнить.

– Послушайте, Павел, почему вы не уехали? Вы могли бы перебраться в другой город и жить так, как нравится, – в сердцах сказала я. Терпеть не могу мужчин, похожих на раскисшее мыло.

– А деньги, милочка? – лукаво усмехнулся бывший профессор. – Заработок музыканта невелик. Мой брат-тиран купил мне квартиру, автомобиль, каждое лето я путешествовал по миру… Вы понимаете, секс-туризм необычайно привлекателен для таких, как я, – потупил взгляд музыкант. – Бориса все устраивало, лишь бы никто не знал о моих пристрастиях здесь, в родном городе. Но я посмел влюбиться…

Я с трудом сдерживала раздражение, слушая исповедь Шкарпетки.

– И что же случилось? – задала я вопрос, уже зная ответ.

– Борис сдержал свое слово, очень скоро я пожалел, что не послушался. Его люди – не знаю, кто именно, кто-то из службы безопасности – приехали к Косте и…

Все ясно, безопасники жестко прессанули его.

– На следующее утро я узнал, что Костя отравился, – будничным тоном сообщил мне Павел. – Я кинулся к брату. Ворвался в кабинет посреди какого-то совещания. Помню, там были какие-то люди… Этот омерзительный Базарчук и еще Ващенко, тот хотя бы с виду цивилизованный человек. Я кричал на Бориса, обвинял его в смерти Кости…

Павел встал, подошел к монитору и погладил черно-белое лицо на экране.

– Тогда мой брат вызвал психиатрическую бригаду.

Я не могла поверить своим ушам. Да, мне все говорили, что Борис Станиславович был властным, жестким, но чтобы сотворить такое с собственным братом…