Месть палача

– Где сейчас василевс? О чем его заботы?

Но вместо могучего стражника ворот ответил стремительно приблизившийся катепан[224] Фока.

– Наш владыка сейчас совершает прогулку по большому саду. Он уже несколько раз спрашивал о тебе, достойный парадинаст.

– Вот как? – устало спросил Никифор.

– Нашему василевсу было любопытно спросить тебя, Никифор о том деле, о котором говорит каждый житель Константинополя.

– О каком деле? – удивленно поднял брови Никифор.

– Как о каком? – в свою очередь изумился катепан. – Тебе неизвестно? Да о нем только и разговоров на Форуме Константина. Сейчас Форум, как улей…

– Форум всегда, как улей, – отмахнулся рукой парадинаст.

Катепан Фока только усмехнулся. Теперь он изменил свой путь. Ему уже не нужно было идти за ворота дворца. Катепан убыстряя шаг, бросился в сторону большого сада.

«И хорошо! – усмехнулся и Никифор. – Теперь можно и мне поспешить к нашему обожаемому автократору».

Но поспешить не удалось. В нескольких шагах от ношей Никифора взял под руку евнух Поликарп. Старик, некогда занимал высокий пост паркимомена, главного среди сотен евнухов, кормящихся при дворце. И не только кормящихся, но и спавших в одних покоях с василевсом, и заботящихся об его безопасности. Эта близость к автократору позволяла старику всякого считать своим подопечным, и всякого, в том числе и василевса, брать под руку:

– Так ты не слышал, о чем говорит Форум Константина? То, что говорит Форум Константина и Акрополь, эти два главных центра общественной жизни нашей империи, – это первое утреннее слово во дворце. А ты это утро пропустил, мой дорогой Никифор. Утро – это что… А то, что ты пропустил событие… Это уже… Уж не болен ли ты, наш уважаемый парадинаст?

– Что же я пропустил? – глупо заморгал веками Никифор. – Неужели упала колонна Константина?

Эта древняя шутка вызвала лишь осуждающий кивок головы старика.

Когда великий Константин готовился объявить город новой столицей, он поспешил поставить на Главной торговой площади колонну со своим изображением. И решил ее сделать из особого пурпурного камня, добываемого только в Иудейской пустыне. Но уже не оставалось времени, чтобы вырубить колону целиком, поэтому ее составили из кусков и скрепили обручами. Поставили такую колонну навремя, но время еще раз подтвердило – нет ничего более постоянного, чем что-то временное. С тех давних времен и ожидали, когда разойдутся обручи, и колона падет[225].

– На Большом Форуме поселился новый блаженный Андрей[226]?

И на это предположение Никифора старый евнух осуждающе кивнул головой.

– Ну, тогда настоятели монастырей запретили монахам бегать на Форум за покупками…

– И это не верно, – вздохнул старик евнух. – А тебе бы следовало непременно знать…

– Что знать?

Но бывший паркимомен не успел прояснить казавшемуся растерявшимся парадинасту, то, что ему следовало непременно знать. Запыхавшийся от быстрого бега претор плебса[227] еще издали прокричал:

– Автократор немедленно требует тебя Никифор! Немедленно!

Поравнявшись в скором шаге с уже стоящим претором, Никифор с дрожью в голосе спросил:

– Что случилось?

– Не знаешь? Тогда узнаешь, – и никогда не скрывавший свою неприязнь к Никифору, с которым был очень давно знаком, чиновник криво усмехнулся.

«Смелый человек. Искренне правдивый, – с уважением подумал о нем Никифор, и мысленно добавил: – Но нет более неуживчивого и более печалящего людей, чем такой».

* * *

Глядя на кривые усмешки тех, кто стоял за спиной Иоанна Кантакузина, Никифор и на этот раз не остался без правильной мысли.

«С глупцами проще жить, но уж очень обидно… умирать».

– А-а-а! Наш мудрый и полезный парадинаст! – нарушая дворцовый этикет, первым подал свой голос сам василевс. – Уж не заболел ли ты?

Никифор пал на одно колено и чуть коснулся губами одежд автократора.

Коснулся и ничего не почувствовал. А ведь совсем недавно тело его тряслось, сердце останавливалось, а душа вырывалась только от одной мысли – он удостоен чести приблизиться к василевсу и даже прикоснуться к его одежде. От того памятного дня, когда вместе с должностью эпарха Никифору было предоставлено такое счастье, прошло менее полугода, но как вырос в собственных глазах сын простого торгаша! Он выше самого василевса, его дворца и его столицы! Вот только все это еще нужно переступить.

Переступить не спеша. Согласно задуманного.

– Нет большего счастья для меня, как слышать то, что великий автократор беспокоится о моем здоровье, – глухо сказал Никифор и нарочито медленно поднялся с колена.

– Вижу, устал ты Никифор…

– Дела… заботы… – перебил василевса парадинаст и ужаснулся. Впервые перебил. Перебил слово самого автократора! И так естественно, и так спокойно. В былые времена от такой наглости люди седели на глазах. Но то были другие времена и другие люди.

А Иоанн Кантакузин, казалось, и не заметил такой дерзости. Его голову занимало то, что в этот день было забавным.