Месть палача

Улыбнулся и… застыл. Медленно и самопроизвольно улыбка покинула благородное лицо великого визиря. Седые брови сдвинулись к переносице. На лбу углубились морщины.

– Что с тобой, брат? – изумился Орхан-бей.

Не в силах ответить Алаеддин только указал рукой. Взглянув в направление этого жеста, тут же нахмурился и повелитель османов.

– Что это? – растерянно спросил он.

– Не знаю, – пожал плечами великий визирь.

Грозная сила османов – всадники и надежная стена любого сражения – доблестная пехота разделилась на две неравнозначные части. Малая часть из войска направилась к черному шатру повелителю, а большая малыми группами двинулась на север, растягиваясь в непонятном построении вдоль старой византийской дороги.

Проведя некоторое время в растерянности и неведении Алаеддин вытер вспотевшее лицо платочком и им же махнул двоим из своих сопровождающих. Воины тут же направили коней к тем неизвестным событиям, что происходили в нескольких тысячах шагах от знаменитого черного шатра Орхан-бея.

Но не им суждено было первыми принести известия для первых лиц османской державы. В сопровождении доблестных воинов, среди которых особо выделялся роскошными одеждами и крепкой броней Хаджи Гази Эвренос, к собравшимся у шатра повелителя подъехал на боевом коне старший из сыновей Орхан-бея доблестный Сулейман-паша. Он тут же соскочил с седла и стал на одно колено:

– Как я счастлив отец, что вижу тебя в добром здравии, и во всем блеске славы. Но… – приглядевшись, Сулейман вздохнул: – От чего так сурово твое лицо, мой отец и повелитель?

Отец с натугой поднял булаву и указал ею на не понятное возбуждение и построение его собственного войска.

– Ах, это! – Сулейман попытался сохранить в голосе спокойствие и даже улыбнулся. Но и то, и другое вышло не правдоподобно. – Воинам… Им просто любопытно. Такова уж человеческая сущность…

– Что же там? – не утерпел дядя Алаеддин.

– Я и сам вначале не поверил. Пришлось приблизиться на достаточное расстояние для того, чтобы убедиться…

– В чем убедиться, Сулейман?! – грозно, как и в добрые времена, воскликнул Орхан-бей.

– В том, что к нам пожаловал никто иной, как сам «синий шайтан».

– Кто? – не поверил своим ушам великий визир.

– Тот, кому наш повелитель в восторге пожаловал звание Шайтан-бея.

– Не может быть! Мне припоминается. С трудом… Но… Ведь меня уверяли многие из тех, кому я доверяю, что этого «синего шайтана» сожгли на глазах десятков тысяч жителей Константинополя и множества гостей этого города. Неужели всем им Шайтан-бей закрыл глаза и затмил разум? Как такое может быть? А может, ты ошибаешься, сын мой Сулейман?

Повелитель османов строго посмотрел на своего старшего сына.

– Мои глаза уверили меня в том, что «человек в синих одеждах» мне хорошо знаком. Более того, он едет сюда в сопровождении твоего бывшего тайного пса Даута, которого ты послал за ним, и который именем Аллаха клялся, что исполнит твое поручение.

– Но не исполнил! – громко воскликнул отец.

– А это мы вскоре выясним, – едва сдерживаясь, промолвил великий визирь.

И действительно. Там, еще вдалеке, образовалась кольцеобразная масса из всадников и пеших, что с каждым мгновением становилась и плотнее, и объемнее из-за того, что все больше и больше людей присоединялось к этому странному шествию. Более того, теперь до Орхан-бея, великого визиря и всех тех, кто с нетерпением и внутренней тревогой наблюдали за происходящим с высоты прибрежного холма, донеслись восторженные крики, торжественные звуки боевых труб и сигнальных барабанов.

– Да к нам приближается герой, которого чествует войско, – теперь уже с неподдельной, но насмешливой улыбкой возвестил Сулейман-паша.

– Войско не чествует героя, ему интересен этот необычный человек, – тяжело промолвил великий визирь, и, обращаясь к своему повелителю и младшему брату, спросил: – Не перерастет ли этот интерес во что-то большее?

– Сегодня я более всего хотел узреть Аллаха Ар-Рахмана. Но Аллах гневается на меня за эту дерзость. Поэтому и посылает ко мне самого Иблиса[255], – ответил Орхан-бей.

* * *

– Отец! Мой повелитель! К нам вернулся твой Шайтан-бей. Он вернулся!

Лицо повелителя османов потемнело.

Всегда, так было ранее, с появлением перед его взором младшего сына Халила Орхан-бей чувствовал прилив сил. Морщины разглаживались, красные прожилки на крупном носу прятались, впалые щеки выравнивались. А сейчас голос сына особой любви отца больно резанул по душе правителя.

Не доезжая двух десятков шагов, Халил ловко соскочил с горячего аргамака[256] и, сияя от счастья, подбежал к восседающему на смирной лошади отцу.

«В ловкости и в умении управляться с лошадью ему не откажешь. Даже кровью византийской принцессы не испортишь истинного сына степей, – с гордостью подумал Орхан-бей и тут же нервно прикусил губу. – В том, что он на коне заслуга и этого… Шайтан-бея. Зачем он здесь? Аллах или Иблис привел его к нам?»

– Он не мой Шайтан-бей, – сухо ответил отец. – Он…

Далее повелитель османов не нашелся что сказать, и от этого опечалился еще более.

– Я поеду ему навстречу.