Месть палача

– А-а-а! – протянул Даут и опустил глаза. – Семья… Эти дети… Это так далеко от меня. От действительно важного и значимого. Власть, войны, интриги… Кому улыбнуться, кого испугать строгим взглядом… Услышать доброе слово повелителя и крик умирающего врага… И многое, многое другое… Хотя… Я ведь все узнал о тебе. Все что смог добиться от раба Мартина и его полуправдивого рассказа об ужасном палаче Витинбурга. От этого генуэзца Франческо Гатталузио и его повествования о добром чудо лекаре. Они, вскользь говоря о твоей женщине и ее детях, как и я, не предали особого внимания тому, что все, что с тобой происходит это от твоего непреклонного желания быть рядом с ними. Ты мог стать кем угодно. С твоими знаниями и способностями ты мог бы очень скоро добиться богатства, славы и даже могущественной власти. Принес ли ты все это в жертву, или оставил на потом… Я не могу ответить. Вижу и понимаю одно – свою жизнь ты посвятил немыслимому для абсолютного большинства нормальных мужчин нашего времени – своей женщине и тому, чтобы она была счастлива. А она… Она не может быть счастлива без своих детей. Как и абсолютное большинство нормальных женщин. Именно поэтому ты сейчас беспокоишься о малыше, который тебе совершенно никто. Чужой…

– Нет, Даут. Этот малыш не чужой мне. Андреас, и это ты верно сказал, неотъемлемая часть ее счастья, которое я должен ей обеспечить. И она будет счастлива. Клянусь Господом! И хотя Всевышний продолжает испытывать меня, я точно знаю – он на моей стороне. Чтобы не случилось, я буду жив, и всегда буду защищать ее и ее детей от всех невзгод и бед, что по своей греховной сущности люди насылают на людей. И еще раз спрошу: что тебе известно о малыше Андреасе?

Даут совсем низко опустил голову:

– До сего момента я считал себя выдающимся человеком, дальновидным политиком и ловким интриганом, который все знает и все умеет. Оправляясь в Константинополь, я почти был уверен в том, что выполню особую просьбу своего повелителя. Ослепленный своими достоинствами я сразу же допустил две грубейшие ошибки: я не спросил у человека в синих одеждах о знаменитом кольце Мурада, и не спросил у вероломного Никифора о том, почему, не знающий страха перед болью «господин в синих одеждах», так быстро и легко признал себя пособником сатаны. Ведь, кроме того, что желал спасти друга, он еще желал избежать пыток малыша. Воистину этот Никос достоин глубочайшего уважения. Он ярчайший пример словам святого писания: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих», – и после тяжелого вздоха Даут быстро проговорил: – Я ничего не знаю и не могу сказать о малыше Андреасе. Но о нем знает и должен ответить проклятый змей Никифор.

– Значит, мы идем к нему, – решительно поднялся на ноги Гудо.

– Этот путь дольше, чем тот, в который мы отправимся с вами, – заходя с правой стороны куста, с палицей наперевес, по-франкски сказал один из пастухов.

И его тут же продолжил второй пастух, подходящий слева:

– Мы многое слышали о Шайтан-бее. Теперь услышали и его самого. Да и тайный пес Орхан-бея будет интересен нашим отцам. И не нужно испытывать нас в бою. Святое писание и панкратион мы начали изучать еще в младенчестве. К тому же…

Увидев то, как по недоброму усмехнулся Гудо, второй пастух тут же приложил к губам короткий рог и неожиданно громко подал им сигнал. На него тут же ответили в трех местах.

Глава пятая

– …Где вы, мой добрый господин? Где вы? Позови его, Грета. Твой голос звонче…

– Где вы, добрый господин? Мы хотим поблагодарить за великую щедрость и узнать ваше имя. Мы будем молиться за вашу светлую душу…

Гудо услышал дорогие сердцу голоса, и с умилением улыбнулся. И пусть это во сне. И пусть эти слова из самого тяжелого дня его жизни. Но это их голоса. Голоса способные совершить невозможное. Как тогда, когда его конь, волею свыше, притащил Гудо в маленькую деревушку, где юный Гудо оставил свою душу, чтобы обрести ее через десять долгих и мучительных лет.

В этой деревушке он терзал тело девчушки. Сюда стремился в непонятной для него страсти, чтобы обрести семью и человеческую жизнь. Отсюда его уволокли в ледяной ад под названием Подземелье Правды. Здесь, выбравшись из плена проклятого демона мэтра Гальчини, Гудо услышал голоса, что разбудили его, казалось уже, мертвую душу. Здесь, непроницаемая броня холодного разума, созданная великим учителем и мучителем, дала трещину, и тепло чувств отогрело сердце.

А дальше… А дальше жить стало проще и интересней, ибо он уже жил не для себя, Гудо жил для своих любимых девочек, рядом с которыми и трава была зеленее, и небо светлее, и дышать можно было полной грудью.