Месть палача

Славный человек этот отец Александр. Выйдя на божий свет из «сокровищницы», Гудо первым делом оглядел с ног до головы своего соузника по монастырской темнице. Вытертая и во многих местах зашитая черная ряса, тапочки из старой веревки, большой деревянный крест на груди, веревочный пояс и старый клобук[128]. Единственной ценной вещью, которая сразу же приковывала взгляд, были алые коралловые четки – огромные капли крови, свисающие с пояса святого отца. А еще лицо – необычайной белизны, для этих солнечных мест, без единой морщинки, оспинки или шрама. Лицо юноши. Вот только бы сбрить длиннющую бороду цвета вороньего крыла и длинные локоны того же цвета без единой седой волосинки, и получится самый желанный жених даже для принцессы. А еще глаза. Огромные голубые глаза. Заглянешь в них и удивишься – бездонны и холодны, как колодец. И вместе с тем, как тот же колодец, готовы утолить жажду страстей человеческих мудростью ответа, и окропить душевные раны добротой и состраданием. А еще странно припухлые губы. Еще большая редкость для этих мест, чем естественная белизна кожи.

Всмотревшись в это лицо, Гудо едва не улыбнулся. Но тогда сдержался.

А сейчас, на смотровой площадке, не сдержался, и еще удивился тому, что белая кожа святого отца стала еще бледнее. Гудо неловко прокашлялся и отвернулся к буйству зелени горных лесов.

Долгое молчание к счастью было прервано приглашением в трапезную. Отец Александр тут же оживился:

– Я побуду с тобой. Надеюсь, не помешаю твоему обеду.

– А разве ты со мной не отобедаешь? – поднял брови Гудо.

– Да я бы с радостью. Но я должен вкушать пищу только с братьями монахами и в отведенное время. А для тебя три дня, как и для всякого паломника или гостя прибывшего на святую землю, будут бесплатно накрывать обеденный стол. Так принято во всех монастырях Святого Афона.

– Так значит, я гость? И я смогу продолжить свой путь? – расправил могучие плечи Гудо.

– Все эти три последующих дня ты – гость Святого Афона, – кивнул головой отец Александр и почему-то опустил глаза к каменным плитам смотровой площадки.

* * *

В малой трапезной, устроенной позади большого трапезного зала, все стены и даже потолок были расписаны фресками на темы, взятые из Библии и Евангелия. Только местами эти прекрасные настенные картины были опалены, соскоблены, а то и вовсе проступали обнаженные кирпичи. Массивные, почерневшие от времени, дубовые столы, чередовались с более светлыми и несколько шаткими столами из местной сосны. Напрочь отсутствовали привычные для монастырских трапезных семирожковые бронзовые масленые светильники. Их роль выполняли малые факелы, устроенные на деревянных колесах, поднятые на цепях над столами. Вместо широких лавок приходилось сидеть на узких досках, установленных на низких козлах.

Но все это с избытком возмещала парующая каша, сыр, разбавленное вино, молоко, финики и инжир. И все это настолько свежее и вкусное, что Гудо не удержался:

– Если бы Господу было угодно, устроить мою жизнь иначе, то…

– Ты бы не прочь проситься в обитель? – широко улыбнулся отец Александр.

Допив молоко, Гудо отер сразу же поданной монахом-трапезником льняной салфеткой изрядно отросшую клочкообразную бороду и развел руками.

– Ты же знаешь причины моего пути, и то, что я никогда не сойду с него.

Не выдержав неожиданно пристального взгляда огромных голубых глаз святого отца, Гудо почему-то виновато опять стал бродить взглядом по убожеству трапезной.