Месть по-царски

– Да как-то пошел он с товарным обозом в Новгород. А в то время в лесах местных баловался разбойник Кол с шайкой малой. Ну и попал обоз под ту шайку. На охрану купец пожалел, взял всего четверых холопов да столько же возниц. А у Кола с десяток лихих людей. Холопы драться собрались, а Акулин струсил. Отдал все сам. Кол, видать, не ожидал такого, добро забрал, людей, правда, отпустил. А Акулин потом отыгрался на своих, мол, струсили, холопы, и под кнут их.

– И кто все это тебе поведал?

Бородинский улыбнулся:

– Не мне, я такими историями не интересуюсь. Молва пошла, дошла и до моих ушей.

– Чем торгует этот Акулин?

– Да всем. К нам тут из Литвы и Польши купцы наведываются, так он скупает у них сукно, стекло, посуду, да много чего разного, потом перепродает, часть в Новгороде, часть на Москву отправляет. Тако же Акулин торгует зерном. Но то уже немчинам продает в обрат али меняет на их товар. Я, честно говоря, Дмитрий Владимирович, торговлей Акулина не интересовался.

– Понятно. А откуда проведал, что перед приездом к Акулину Ростов высылает к нему гонца?

– Так у купца мой бывший холоп сейчас в работниках. А у того здесь в Авдоново брат, в охране моей. Видятся иногда, разговаривают.

– Как зовут твоего бывшего холопа, что ныне пристроился у Акулина?

– Фома Пагута, а брата его, моего стражника, кличут Петькой Раковым, они двоюродные братья. Но как родные, потому что воспитывались в одной семье, Петькиной. Родители Пагуты потонули в реке Великой, когда сети проверяли. Супружница помогала мужу, поднялся ветер сильный, перевернул лодку. В своих же сетях и запутались. В общем, сгинули родители работника Акулина.

– А как он ушел? Откупился?

– Нет. Попросился на волю, баба у него во Пскове была, ну и отпустил, вольную дал.

– Так, значит, он тебе благодарен по гроб должен быть.

– Он и благодарен.

Князь рассмеялся:

– Не ведаю, по гроб или еще по что, но благодарен. В конце весны приезжал с супружницей к Фоме. Встречались, молвили, за милость готов последнее отдать. А оно мне нужно, его последнее? Живите с Богом.

– А где он живет во Пскове?

– Ну, князь, точно не ведаю, то надобно у Петьки спросить.

– Его как найти?

– Утром в воротнее, караульной избе, на службе будет. После утренней трапезы. Он у меня старшой одной из трех страж.

– Значит, завтра я смогу его увидеть?

– Конечно. Велю, сам явится.

– Не надо. Пусть несет службу, я в караульной избе с ним погутарю, без лишних людей.

– Да лишних там и не будет. Один на башне, один у ворот, один на отдыхе. Меняется стража чрез равные промежутки времени, что устанавливает помощник.

– Понял, благодарю.

– Да за что, Дмитрий Владимирович? Ничего особого я не сделал для тебя.

– Сделал, Борис Петрович. Последний вопрос, если дозволишь.

– Спрашивай, конечно.

– Откуда гонец, а следом за ним и Ростов во Псков приезжают?

– А вот это интересно. Фома молвил как-то, что с юго-запада.

– А на юго-западе Ливония, так?

– Ну, да, граница рядом.

– Ясно. Теперь можно и на покой.

– Идем, покажу покои и девицу приставлю прислугой.

При этом он как-то хитро улыбнулся.

Савельев сделал вид, что не понял намека.

– Лады!

Хозяин подворья провел Савельева в соседнюю комнату. Она была небольших размеров, стены обиты голубой материей, на полу ковер, в одном углу столик со стулом, за ним оконца, завешенные цветной занавесью, в другом углу комодец. К стене прикреплена широкая лавка, на ней перина, набитая лебединым пухом, простыня из шелковой материи, две подушки, на которых надеты красного цвета наволочки, и легкое одеяло, которое по просьбе Дмитрия заменили на простой материи простыню. В опочивальню вошла молодая бабенка.

– Это Марфа, твоя прислуга, князь, – кивнул на нее Бородинский.

Усмехнувшись, добавил:

– Сделает для тебя все, что пожелаешь.

Савельев ответил:

– Сейчас я желаю одного, выспаться как следует.

– Уйди, – приказал хозяин бабе.

Та исчезла за внутренней дверью.

Бородинский сказал:

– Там ее коморка. Понадобится, позови.

– Надеюсь, без приглашения не зайдет?

– А кто ее, бабу, знает? Что у них, у баб, на уме, только Господь ведает. Зайдет не по делу, прогонишь.

– Ты ей скажи, что она мне ночью не нужна, дабы не просыпаться и не прогонять, если вздумает ублажать меня.

– А ты, гляжу, строгих правил, князь.

– Я жену свою люблю.

– Ну, одно другому не мешает.

– Мешает. Покойной ночи, князь.

– Покойной, Дмитрий Владимирович.

Бородинский все же предупредил бабу, чтобы не лезла самовольно в постель к вельможе. Как только он ушел, Дмитрий уснул – как в черную пропасть провалился, и спал крепко, без сновидений.

Утром, умывшись теплой водой, поданной все той же Марфой, с интересом смотревшей на князя, Савельев оделся, помолился и, не трапезничая, спустился вниз. Прошел по дороге к воротам, от них сбоку стояла воротнея – караульная изба. У ворот стражник и на башне стражник.

– Где тут Петр Раков? – спросил князь у стражника на воротах.

– Там, в воротнее, где ж ему быть, тока приступил к службе.