Месть самураев (трилогия)

– Они не имеют ни начала, ни конца, – продолжил Акинобу, – ни глубины и ни ширины, ни низа, ни верха, ни севера, ни юга, ни запада, ни востока. Они не имеют ничего, что есть в человеческом языке, ибо они пустота. Они правильные и неправильные. Они всесущие. Они преходящие и в тоже время вечные. Потому в этой пустоте нет ни формы, ни содержания, ни обозначений, ни понятий, ни знаний. В пустоте нет ни органов чувств, ни тела, ни ума, ни сознания. Нет восприятия, нет звука, нет запаха, нет вкуса, нет осязания, нет десяти человеческих истин. А также нет осведомленности о чем-либо, нет и незнания о чем-либо. Нет ни смерти, ни жизни. Нет семи истин, приводящих к мукам, к их истокам, а также пути к устранению этих истоков. Нет понятия о нирване, нет ее осознания или не осознания. Из этого следует, что человек, приблизившийся к состоянию праджняпарамиты бодхисаттв, пребывает в свободе от сознании. Когда оковы сознания спадают, оно освобождается от всякого страха, всякого ограничения и условности и наслаждается бесконечной нирваной. Вспомнил?

– Вспомнил, о учитель!

– Тогда отбрось все сомнения и читаем дальше. Ничто-ничто и никто-никто не в силах разорвать порочный круг, и только…

Они сделали перерыв в чтении сутры пустоты только глубоким вечером, когда им принесли еду. У Натабуры сразу потекли слюнки. Он отвернулся и заскрипел зубами – так хотелось есть. За всю свою недолгую жизнь ему ни разу не удавалось попробовать такие блюда. Во-первых, им дали самого лучшего пива – густого, как гаоляновое масло, и освежающего горло, как нектар. Такое пиво Акинобу последний раз пил на площади «Поднебесная», поэтому он не стал его пить, ограничившись глотком простой воды. Во-вторых, им принесли сваренную в маринаде голень с толстым слом мяса и костным мозгом внутри, такую пахучую, что обитатели всех других клеток насторожились, а потом завыли, как голодные звери. Еще бы, им-то давали по горсти тухлого риса на весь день, да кувшин тухлой воды. Кроме ароматной голени, стражник принес: рисовые колобки в подливе, креветок, чашку с маслом и две репы, запеченные с яблоками. А еще, оказывается, Акинобу и Натабуре полагалось по маленькой бутылочке сакэ, душистого, как ночное дыхание вишневого сада. Ох! Натабура, который не ел сутки, едва не проглотил все одним махом. Однако учитель Акинобу предупредил:

– Съешь столько, сколько тебе надо, чтобы не уснуть и чтобы всю ночь читать сутры. Большего нам не требуется.

– Хорошо, – с огромным трудом согласился Натабура. – Я съем один рисовый колобок и сделаю один глоток пива.

– Эй, любезный, – Акинобу окликнул стражника, который принес еду и с завистью смотрел на то, как Натабура принялся есть. – Забери все остальное. А если никому не будешь об этом рассказывать, то мы будем кормить тебя каждую ночь.

– О-о-о!.. – воскликнул пораженный стражник. – Наму Амида буцу! Я подозревал, что вы блаженные, он не знал, что вы еще и истинносущие. Конечно, только глупец откажется от такого предложения.

С этими словами он забрал еду и был таков.

– Ни о чем не жалей, – сказал учитель Акинобу. – Лучше вспомни сутру о Не-Я.

– Какое бы то ни было тело – начал Натабура, – прошедшее, будущее или нынешнее, внутреннее или внешнее, грубое или тонкое, обычное или возвышенное, далекое или близкое – на всякое тело при верном распознавании следует смотреть так – «Это не мое. Это не мое Я. Это не то, что я есть». И какое бы ни было чувство – прошедшее, будущее или нынешнее, внутреннее или внешнее, грубое или тонкое, обычное или возвышенное, далекое или близкое – на всякое чувство при верном распознавании следует смотреть так – «Это не мое. Это не мое Я. Это не то, что я есть». И какое бы ни было восприятие – прошедшее, будущее или нынешнее, внутреннее или внешнее, грубое или тонкое, обычное или возвышенное, далекое или близкое – на всякое восприятие при верном распознавании следует смотреть так – «Это не мое. Это не мое Я. Это не то, что я есть». И какое бы ни было чувство – прошедшее, будущее или нынешнее, внутреннее или внешнее, грубое или тонкое, обычное или возвышенное, далекое или близкое – на всякое чувство при верном распознавании следует смотреть так – «Это не мое. Это не мое Я. Это не то, что я есть». И какое бы ни было мышление – прошедшее, будущее или нынешнее, внутреннее или внешнее, грубое или тонкое, обычное или возвышенное, далекое или близкое – на всякий мысленный процесс при верном распознавании следует смотреть так – «Это не мое. Это не мое Я. Это не то, что я есть». И какое бы ни было сознание – прошедшее, будущее или нынешнее, внутреннее или внешнее, грубое или тонкое, обычное или возвышенное, далекое или близкое – на всякое сознание при верном распознавании следует смотреть так – «Это не мое. Это не мое Я. Это не то, что я есть».