Месть самураев (трилогия)

Кэбииси во главе с Бугэй бежали в гору и запыхались. Однако Бугэй и не думал сбавлять темпа, ему нужно было как можно быстрее оправдаться в глазах императора Кан-Чи. Он гнал от себя мысли: о том, что не надо рвать пупок ради арабуру – это глупо, и о том, что за поворотом может быть засада. Эти мысли он самоуверенно проигнорировал, полагая, что судьба, как всегда, будет ему благоволить. Его больше заботили стрехи крыш, и он все время наклонял голову, оберегая глаза. В том месте, где две улицы сходились почти на берегу реки и где стояли низкие, убогие дома, окна в которых были заклеены желтой промасленной бумагой, в лучах вечернего солнца блестела маленькая площадь, размером с бу. Здесь-то он столкнулся с теми, кого преследовал. По правилам во время бега или в засаде мшаго не полагалось приводить в боевое положение. Во-первых, огненное лезвие было опасно для самих нападающих, а во-вторых, гудение мшаго выдавало засаду или скрытное приближение к врагу. Все это Бугэй проигнорировал с непонятной даже для самого себя беспечностью, поэтому Акинобу первым заметил Бугэй и спрятался за стену крайнего дома. Его появление перед Бугэй оказалось для того полной неожиданностью, и хотя он довольно уверенно рубанул световым лучом, но сделал это так, словно рубился катана, и, не имея ни малейшего представления, как надо правильно действовать мшаго, приложил слишком много сил, поэтому-то провалился. Даже если бы он попал в Акинобу, он бы все равно провалился – слишком сильными были замах и удар. Луч бордового цвета чиркнул по земле, от которой сразу же пошел пар, и Бугэй повел рукоятью снизу вверх, чтобы исправить положение, он было поздно – клинок Акинобу пробил Бугэй грудь и безошибочно нашел его сердце. В этот момент Бугэй почувствовал облегчение. Должно быть, он подспудно стремился к смерти, чтобы враз избавиться от всех тех грехов, которые поработили и управляли им. Вместе с хлынувшей кровью из Бугэй выскочила его черная душа, и люди, которые обычно не видели души умирающего человека, на этот раз разглядели черную-черную тень, очень похожую на Бугэй.

Так умер Бугэй, который при арабуру служил начальником городской стражи, но в душе так и остался поваром. Бугэй, который больше всего в жизни любил деньги, а потом оказалась – что и власть. Бугэй, который с легкостью предавал все тех, кто был рядом с ним. Его черная-черная душа с воем шарахнулась в горы подальше от тела, ибо она это тело ненавидела. В горах же ее уже поджидали духи и демоны, которые питались свежими душами умерших. Но всех-всех их опередил арара – демон генерала Го-Тоба. Он растолкал всех, расшвырял, недвусмысленно грозя своим мечом, и съел все, что можно было съесть, не оставив сородичам ни капли, ни кусочка новоиспеченной души. Таким образом, от Бугэй ничего не осталось. А вскоре о нем и позабыли, потому что история этой страны не желала запоминать имена предателей и негодяев.

Натабуре и Баттусай тоже выпала возможность во всей красе показать, на что они способны. Пять или шесть кэбииси упали, обливаясь кровью, на площади размером с бу, а остальные обратились в бегство. Путь к Слиянию был открыт.

Однако если бы Акинобу, Натабура и Баттусай знали, что там их ждет полное крушение всех их планов, они бы со всех ног бросились на помощь капитану Го-Данго. Впрочем, если бы они поспешили, то столкнулись бы с арабуру, а не их слугами, и исход битвы был бы предопределен. Но они, ничего не подозревая, обрадовано сбежали меж холмов, поросших бурьяном и чертополохом, к реке, посреди которой чернел Запретный остров. Желтое заходящее солнце отражалось в воде, мошкара клубилась меж ивами, и тихо плескались волны. На мгновение всем показалось, что ничего не случилось, что нет ни иканобори, ни арабуру, ни императора Кан-Чи, который сидел в двенадцатиярусной пирамиде Оль-Тахинэ и убивал народ, а есть только эта величественная река, несущая свои воды к далекому морю. Это чувство владело всеми до тех пор, пока они не разглядели в воде человеческие трупы.

– Все хватит! – сказал учитель Акинобу, заметив, что Баттусай и все остальные слишком долго плещутся. – Уходим! – и с непонятной тревогой посмотрел вверх на склон, ожидая, что вот-вот появятся преследователи. Но холмы были пустынны и тихи.

Должно быть, корзинщикам и кэбииси надоело умирать и они предпочли убраться восвояси. Странно, – подумал Акинобу. Неужели все-таки испугались? Он привык иметь дело с настойчивым противником, но в данном случае все вышло даже очень просто. Непонятная тревога овладела им. Казалось бы, надо радоваться – два шага, и они у капитана Го-Данго, а он насторожился. Может, это и был Мус[401], а он его не понял, поддавшись тягостному ощущению от вида покосившихся крыш заброшенных храмов, которые то там, то здесь проглядывали сквозь буйную зелень деревьев, или от вздувшихся трупов казненных самураев, плывущих по реке.