Месть самураев (трилогия)

Наверное, им бы везло и дальше, но они возьми да забреди в квартал горшечников. Все это случилось, потому что Язаки видел лишь землю под ногами, а Ваноути вел. Но так как он радовался непонятно чему и по этой причине вообще ничего не замечал вокруг, то вывел не к реке, а совершенно в другое место.

– Бросил бы ты его… – ворчал Ваноути. – Черт он черт и есть… хотя и друг…

– Я тебе брошу… – из последних сил грозил Язаки. – Я тебе брошу… Тащи!..

Он и сам не знал, зачем ему нужен был Майяпан. Просто из чувства товарищества не мог его оставить – беспомощного и израненного. Не по-нашенскому это, не по-самурайски, думал он, испытывая гордость за самого себя от одной этой мысли. И они тащили его, обливаясь потом под полуденным солнцем.

– Держи крепче! – в очередной раз приказал Язаки, но Ваноути почему-то замер. – Ну что еще случилось?! – раздраженно спросил Язаки, силясь разглядеть что-либо из-под нависшего Майяпана.

– А-а-а… – как-то странно ответил Ваноути.

– Куриное дерьмо! – выругался Язаки, стараясь не уронить огромное тело Майяпана. Поднять его потом будет крайне трудно – труднее, чем столкнуть в море гору Фудзияма.

Язаки прислонил Майяпана к ближайшему забору и сказал с заботливыми нотками в голосе:

– Стой! Стой, сказал!

Черт, что я делаю? – спросил он себя. Майяпан норовил подогнуть ноги и завалиться в траву.

– Стой! – на этот раз грозно приказал Язаки и оглянулся, потому что Ваноути все еще тянул, как козел, непонятное свое: «А-а-а…»

Узкий переулок, в котором они находились, загородил им самый настоящий песиголовец. Морда у него была не такой длинной, как у собаки, а немного короче. Да и зубы не такие огромные, но все равно впечатляли, если представить, что они вцепятся тебе в глотку. Язаки сразу же вспомнил императорский парк и непонятное существо, которое они вспугнули, когда оно справляло малую нужду, и невольно попятился. Страшен был песиголовец, но не тем, что по силе не уступал Майяпану, а тем, что не было в нем ни капли человеческого, понятного – одна звериная, безмерная сила. Вот ее-то и ощутил Язаки и от этого застыл, как вкопанный, а Ваноути тихонько скулил. «Вот это да!» – хотел произнести Язаки, но у него отнялся язык.

– Отдайте мне его и уходите, – песиголовец показал когтем на Майяпана.

Язаки сам не понял, как произнес:

– Еще чего захотел!

Песиголовец зарычал. Он зарычал так низко, что трава в переулке всколыхнулась и полегла, птицы впорхнули с деревьев, а забор, на который опирался Майяпан, прогнулся и с треском рухнул во двор чьего-то дома.

– Эй, вы!.. – возмутился кто-то. – Зачем забор сломали?!

Не открывая взгляда от песиголовца, Язаки чуть-чуть повернул голову. В саду, подбоченясь, стоял хозяин дома – пьяный красномордый горшечник.

– Мы здесь ни при чем, – хотел объяснить Язаки, но кроме таких же звуков, которые издавал Ваноути, выдавить из себя ничего не мог.

– Я спрашиваю, что вы здесь делаете?! – горшечник взялся за оглоблю и пошел в раскорячку, похрапывая, как бык:

– Бу-ккоросу! Куриное дерьмо!!!

Язаки хотел шевельнуть ногой, да не смог. Хотел вздохнуть поглубже, да не тут-то было. Хотел почесать нос, да рука не поднялась. Тут он вспомнил о мшаго и посмотрел на него – мшаго висел вдоль ноги, как вялый уд, и казалось, что ему нет дела до происходящего. Удобно устроился, как о живом существе, подумал Язаки, и снова посмотрел туда, где стоял песиголовец, а потом на горшечника, который надвигался неумолимо, как зимний шторм.

– А это что за образина? – удивился горшечник, вытаращив глаза на песиголовца.

Его слегка качнуло, и он икнул, но не от испуга, а от обжорства. Песиголовец тихо зарычал. С яблонь в саду посыпались плоды.

– Ах, так!.. – многозначительно воскликнул горшечник и выбрался в переулок. Свою оглоблю он крепко держал в руках, хотя и покачивался, как тополь на ветру. – Сейчас я тебя… Сейчас… – злорадно выговаривал он заплетающимся языком.

Его кривые жилистые ноги уверенно попирали землю. Он отстранил Ваноути, который ему мешал, и двинулся на песиголовца, цедя сквозь стиснутые зубы:

– Бу-ккоросу!!!

Вместо того чтобы привести мшаго в боевое положение и вместе с горшечником дать песиголовцу бой, Язаки подхватил Майяпана, который все так же безучастно покачивался, прислонившись к остаткам забора, и полез в сад горшечника. Не то чтобы он сильно испугался, просто знал, что связываться с песиголовцем неразумно.

– Я ничего, ничего не видел, – бормотал он. – Мне все приснилось. Сики-соку-дзэ-ку[403].

Так или иначе, но Ваноути случайно вывел Язаки к дому горшечника Дзигоку. И в этом была его самая большая заслуга не только за весь день, а и за все предыдущие времена их скитаний по столице Мира, не исключая того случая, когда они попали на желтую императорскую дорогу.

– Открывай, быстрее! – скомандовал Язаки, кивая на крышку погреба.