Он протёр спину, поясницу, ягодицы, ноги останавливающим кровь раствором, невольно полюбовавшись красивой фигурой (интересно, что она имела в виду, говоря, что не совсем человек?), заклеил шрамики заживляющим пластырем, с трудом натянул на неё трико и только потом принялся приводить в сознание, одним глазом посматривая на виом, показывающий плывущие мимо стенки тоннеля. Никто за ними не гнался. Терентий подумал об этом мимолётно и тут же забыл.
Флора пришла в себя через минуту. Так как она лежала ничком, Терентий помог ей повернуться на бок.
Какое-то время она прислушивалась к себе, хмуря брови, оглядела себя, вопросительно посмотрела на лекаря.
– Ты… переодевал?
Он откровенно ухмыльнулся.
– Не я… кибы…
– Не ври. – Флора принялась снимать трико. – Отвернись.
Он пожал плечами.
– Смысл?
Она прикусила губу, стащила трико, повернувшись к нему спиной.
– Сними пластырь.
– Пусть заживёт.
– Выполнять!
Он начал отклеивать белые полоски пластыря и не удивился, когда увидел, что шрамы на теле жительницы две тысячи двести второго года почти исчезли.
– У тебя хорошая регенерация.
Она промолчала, начиная переодеваться, и Терентий на всякий случай отвернулся, оставляя в памяти прекрасный сюжет – тело голой женщины невероятной красоты.
Сев рядом, она характерным жестом поправила волосы на виске.
– Где мы?
– А фиг его знает, – легкомысленно ответил он. – Где-то в периферийной оболочке Улья.
– Что произошло?
– Парламентёр взорвался, но как-то очень странно, скорее как шаровая молния, чем бомба. Но твой «кокос» его волна пробила. Надо было ещё до переговоров закрыться «зеркалом».
– Спасибо за совет.
– Не сердись.
– Я не сержусь. – Она помолчала, проводив взглядом чёрный желвак на стенке тоннеля. – Ты меня спас, в долгу не останусь.
– Нет никакого долга. Остановимся?
Пауза.
– Где?
– Найдём боковой ход или вернёмся под купол, где были.
– Дай подумать.
Помолчали.
– Хорошо бы узнать, чем угостил нас Улей, – сказал Терентий после паузы.
– Какая разница? – равнодушно ответила Флора.
– Интересно же, что это за физика.
– Какое-то поле.
– Явно не электромагнитное, судя по тому, что оно проделало с твоим «кокосом». Кстати, почему ты не включила защиту?
– Она была включена.
– Не лги царю, – пошутил он. – Я снимал рваньё, и комп сообщил мне, что «зеркало» было отключено.
Женщина помолчала, потом нехотя призналась:
– Хотела проверить…
– Что?
– Свои возможности.
– Какие?
– По сопротивлению экстрим-воздействию.
– И как, проверила?
– Отстань! – рассердилась Флора.
– Я не пристаю, а считаю, что так рисковать нельзя. А если бы удар был помощней и превратил бы тебя в фарш?
Флора сверкнула глазами, темнея, и Терентий отступил.
– Ладно, не злись, впредь давай советоваться перед рискованными экспериментами.
Флора ещё раз сверкнула глазами, однако возражать не стала. Подумав, спросила:
– Тебе там, в твоём времени, сказали, на что ты идёшь?
– При выдаче задания?
– Естественно. Я имею в виду, на какой риск ты согласился? До какой степени свободен в решении и свободен ли вообще?
Он кивнул.
– Я не был фашистом, прикованным к пулемёту и обречённым на смерть. А ты?
– Поподробней про фашиста.
– Ты не читала о Мировой войне в середине двадцатого века?
– Не то чтобы не читала, – виновато сморщилась она. – Но не слишком интересовалась. Всё же для нас прошло двести пятьдесят лет со времени окончания войны.
– Двести пятьдесят с хвостиком. Для нас на сто меньше.
– Для вашего поколения эта память ещё дорога…
– А для вашего?
Она помолчала.
– Всё не просто.
– Расскажи.
Катер продолжал лететь в тоннеле со сверкающими наплывами, кажущемся бесконечным.
Терентий ждал.
Наконец она сказала:
– В наши времена жизнь людей неожиданно приобрела новую ценность. Если в начале двадцать первого века она обесценилась, потеряла значение из-за войн и передела однополярного мира в многополярный, то в двадцать третьем веке истинных людей осталось мало, и жизнь каждого стала едва ли не бесценной.
– То, о чём мечтали социалисты. А что значит «вас осталось мало»?
– То и значит. – Флора прямо посмотрела в глаза собеседнику. – Большинство населения Земли и Солнечной системы предпочло коллективную жизнь, утратив индивидуальную свободу, присоединившись к РС-системам, которые заменили государства и бизнес-корпорации. Тех, кто хочет развиваться вне РС, независимо, осталось не более двух процентов населения.
Терентий присвистнул.
– Так мало?
– Это примерно триста миллионов человек.
– Что такое РС-система?
– Разум типа «стая», то, что ты назвал матрицей. Большие искусственные интеллекты, включающие в себя интеллекты всех людей.
– То есть это Ульи?
– Предтечи. Но эти системы не являются абсолютными правителями социума, как их рисовали фантасты. Предки смогли реализовать так называемые законы роботехники Азимова. Даже в них руководители – люди, чьё мнение ценится. Но существуют и зоны, свободные от компьютерной зависимости, хотя они и обладают сервис-системами. Там всем распоряжаются люди. – Флора слабо улыбнулась. – Ну, или почти люди.
– Как ты?
– Мой уровень ниже, но в перспективе я могу достичь важного поста и даже стать координатором развития какой-нибудь зоны.