Месть. Все включено

– Докладывай. – Украинский опустился в кресло, приобретенное через фонд поддержки милиции.

– Похоже, кто-то там исправно жмуров ложил. Человек семь, ребята докладывают, наберется.

– Кто такие? – спросил Украинский.

– Неизвестно, Сергей Михайлович. – Пара, похоже, азиаты. Ребята тюбетейку нашли, и халат. Но, вы же понимаете, там такое дело… в смысле, долго лежат. В общем, Паша докладывает, жуткая, мол, картина.

– Азиаты? – удивился полковник. – В селе?

– Так точно, Сергей Михайлович.

– А что они там делали?

Торба пожал плечами:

– Выясняем, товарищ полковник.

Сергей Михайлович растер виски. Что-то крутилось в голове, кажется, важное, но, неуловимое, вместе с тем.

Ладно, – сдался он, в конце концов, – вызывай криминалистов, Володя. – Вздохнув, Украинский подумал о том, что если Протасов натворил столько преступлений, то его махинации с банковским кредитом, на фоне прочих злодеяний, грозят очутиться в категории мелких шалостей. Серийные убийства выводили дело на совершенно иной уровень, и Сергей Михайлович рисковал утратить контроль над ситуацией. Фраза кота Базилио «плакали наши денежки!», в исполнении неподражаемого Ролана Быкова[39] прозвучала у полковника в голове. – Вот, черт. Кстати, Володя, а сколько они в часовне пролежали? Трупы, я имею в виду?

– А шут их разберет, Сергей Михайлович. Долго.

– А сколько Протасов с этим вторым, в деревне проживали?

– Уточняем, товарищ полковник. Если бы Ревень в норму пришла. Чтобы поговорить…

– Если б, – согласился Украинский. – Ты распорядись, пускай Павел соседей еще раз опросит. Насчет квартирантов. И, слышишь, скажи ребятам, чтобы подонка Протасова вели ко мне.

* * *

Протасов, когда его ввели в кабинет, увидел рослого, тяжеловесного на вид мужчину с одутловатым лицом и синяками под глазами, внушающими опасения по поводу состояния почек. Незнакомец, держа руки в карманах, стоял у окна, наблюдая за улицей, оживленной наступлением весны и субботы. Орлиный нос придавал лицу незнакомца хищное выражение. Живот ценителя пива нисколько не умалял этого тревожного впечатления, в нашем веке мышцы многое значат разве что в школе. Сопровождавшие Протасова милиционеры подтолкнули его к центру комнаты. Он шагнул вперед, нервно сжимая и разжимая пальцы заведенных за спину, украшенных стальными браслетами рук.

Хозяин кабинета никак не реагировал на их появление первые несколько минут. Потом один из милиционеров кашлянул. Мужчина отвлекся от окна, наконец, переключив внимание на вошедших. Собственно, Протасов не очень обрадовался этому. Взгляд незнакомца оказался тяжелым, глаза смотрели холодно, с неприязнью. Валерий поежился, чувствуя себя в ринге, с противником, совершенно иной весовой категории. Однако, он не собирался выбрасывать полотенце.

Наступила вторая часть паузы, в ходе которой незнакомец просто молча смотрел на Валерия.

– Товарищ полковник, задержанный Протасов доставлен, – доложил стоявший справа сержант.

Привели, значит? – осведомился Украинский хмуро. – Снимите наручники. – Он видел Протасова впервые в жизни, если, конечно, не принимать в учет фотографий. Бандит производил впечатление. – «Вот, что означает выражение косая сажень в плечах, – отметил полковник про себя. – На таких быках – землю бы пахать. Ну, это я ему, пожалуй, устрою. Поколупает грунт кайлом. Под Желтыми водами».[40] — Правда, вопреки габаритам, Протасов казался ниже своих двух метров, и, выглядел если не испуганным, то подавленным, по крайней мере. – «Вот и хорошо. Значит, сбили спесь. За одни, понимаешь, сутки. Чудеса, однако, нары творят. А, между тем, еще далеко не вечер».

Под немигающим взглядом Валерию стало неловко, и он переступил с ноги на ногу, пол ответил Протасову жалобным скрипом.

– Пока свободны, – буркнул полковник насквозь прокуренным голосом, гармонировавшим с желтой, как пергамент кожей Сергея Михайловича.

«А ты, дядя, недолго протянешь», – мелькнуло у Протасова, пока милиционеры гуськом покидали кабинет. Он остался стоять, наручники с него не сняли. Украинский опустился в кресло. Какое-то время молчали. Сергей Михайлович нагнетал напряженность. Протасов просто ждал.

– Седьмой этаж, – наконец, нарушил тишину Украинский.

– Что? – не понял Протасов.