Месть женщины

Сейчас он вдруг понял, что хотел бы, очень хотел увидеть ее. Он знал от отца, что мама поет и дает уроки пения, но ее карьера сложилась не так удачно, как ожидалось. Ваня почему-то был уверен в том, что мама хочет вернуться домой, и вздохнул, подумав о людях из КГБ, которые ее сюда не пустят. Но он был еще совсем юн и не мог долго грустить и даже думать о чем-то одном.

«Интересно, а в Плавнях есть книги? Наверное, дядя Толя должен хорошо знать Библию. А я так и не прочитал ее…»

Инга громко щелкнула задвижкой.

Ваня вздрогнул.

Она стояла перед ним с мокрыми взъерошенными волосами, обернутая широким махровым полотенцем.

— Смыла всю прошлую грязь, — сказала она и лукаво улыбнулась. — Брат, думаю, догадается замолить мои грехи перед этим своим раскосым евреем Иисусом. Надеюсь, тебя не заставляли в детстве бить челом Отцу, Сыну и Святому Духу? Господи, я бы всех верующих сослала на Колыму или еще куда подальше. — Инга расхаживала взад-вперед у него под носом, теребя свои волосы, и с них на Ваню летели мелкие сладко пахнущие шампунем брызги. — Может, у тебя есть какая-нибудь выпивка? Или ты пьешь только молоко и «пепсу»?

Ваня постеснялся признаться девушке в том, что не любит спиртное. Он достал из бара початую бутылку армянского коньяка, оставшуюся от отца и его женщин, налил себе и Инге. Она забралась с ногами на тахту и залпом выпила коньяк. Ваня свой лишь пригубил.

— Это я от волнения. Понимаешь, я не знаю, как вести себя с тобой, — говорила она, теребя край полотенца. — Если ты вдруг захочешь со мной переспать, я… я, конечно, не смогу тебе отказать, потому что… ты мне очень нравишься. Но мне не хотелось бы, чтобы с тобой было как со всеми остальными. Знаешь, это совсем неинтересно и всегда одинаково. Я завожусь и быстро кончаю, а после пустота и не хочется жить. И так каждый раз. И у тебя так, да?

Она смотрела на него любопытным немигающим взглядом.

— Я… я не хочу об этом говорить. Ведь это интимно и…

Ваня до боли в суставах стиснул кулаки.

— Ты похож на героя из книжки, если, конечно, не притворяешься. — Инга откинулась на плюшевую подушку и вытянула ноги. Они у нее были длинные, с тонкими лодыжками и узкими коленками. — Я, наверное, смогла бы стать монашкой, если бы верила в ихнюю чепуховину о грехе, загробной жизни и так далее. Но это все сказки. Ты крещеный?

— Не знаю. Мама… ничего мне не говорила про это, — тихо сказал Ваня.

— Ну, так спроси у нее. Правда, это не имеет никакого значения. Меня крестили уже большой, — рассказывала Инга. — Все мои предки баптисты, а они считают, что крестить можно только взрослых. Ты православный?

— Да, — ответил Ваня. — Мой дядя был монахом.

— Был? Что, он ушел из монастыря?

— Кажется. Но я точно не знаю. Я тогда был совсем маленьким… Нет, меня вроде бы даже еще на свете не было.

— Раз ты православный, я тоже крещусь в православные.

— Зачем? — удивился Ваня.

— Так надо. Мне. — Инга глубоко вздохнула. — Коньяка мне больше не давай, а то напьюсь и стану расстегивать тебе штаны. После мне станет стыдно, и я брошусь из окна или под машину. Господи, ну почему я знаю про себя все наперед? Но это только сегодня. Раньше так никогда не было.

Ваня не сомкнул глаз. Он вставал несколько раз в туалет и попить и тогда видел в неплотно прикрытую дверь неясные очертания под простыней тела Инги. Девушка лежала на спине, закинув руки за голову. На веревке в ванной висели ее узкие черные трусики и платье. Вода с него капала на пол, образуя зеленую лужицу. Ваня положил туда тряпку. Возвращаясь уже на рассвете в свою комнату после очередного похода в туалет, он задержался на минуту возле двери. Ему вдруг захотелось войти к Инге, лечь рядом и… Что случится дальше, он не знал, но его фаллос грозился проткнуть насквозь тонкие белые трусы. Он словно жил сам по себе и не собирался подчиняться никаким доводам разума.

«Но она ведь этого не хочет, — мысленно осаживал себя Ваня. — Она говорила, после наступает пустота. В книгах пишут, что это наивысшее блаженство. Но ведь я… ничего не умею. Я опозорюсь перед ней — она опытная…»

В свете раннего утра он видел упругие груди Инги с большими розовыми сосками, темные волосы под мышкой. Внезапно она резко брыкнула ногой и откинула в сторону простыню. Ваня чуть не потерял сознание.

— Иди же сюда, мой зайчонок, — низким хриплым голосом сказала Инга и, потянувшись, широко раздвинула ноги, медленно их соединила и снова раздвинула.

Ваня шагнул в комнату и застыл возле тахты, пожирая взглядом вожделенно таинственное место в обрамлении густой — звериной — шерсти.

— Ой, мне горячо! — воскликнула Инга и закрыла лоно обеими ладошками. Потом вскочила, обхватила Ваню руками за шею и повисла на нем, высоко задрав согнутые в коленях ноги.

Он вскрикнул и завалился на тахту, придавив Ингу своим весом.

— Ты такой… горячий и родной, — шептала она, тяжело и прерывисто дыша. — Сейчас тебе будет очень, очень хорошо. Тебе никогда и ни с кем не будет как со мной…