А самым радующим результатом этого выдающегося забега было понимание того, что она оставляет позади яростный лай и вой. Она летела вперёд, и звуки делались всё тише, и постепенно Мэллори стала чувствовать себя увереннее.
А когда пришла уверенность, страх начал таять. А поскольку страх был её движущей силой, она вдруг разом почувствовала себя совершенно вымотанной и перестала бежать, едва переводя дух.
От невероятной усталости она рухнула на колени. Затем она перекатилась и легла на спину, глядя сквозь кроны высоких дёсенных деревьев на голубое небо, усеянное небольшими пригоршнями белой ваты.
Теперь клыков и вовсе не было слышно. Слышен был только шелест листвы, скрип деревьев и пришепётывающий звук сбившегося дыхания самой Мэллори.
Она лежала так какое-то время, пытаясь успокоиться, но мысли у неё кружились и путались. Что она делает здесь, в этом странном бесконечном дёсенном лесу? Как вышло, что её хитрейший план пошёл настолько вкривь и вкось?
Она надеялась, что с Артуром всё в порядке, – нет, ну правда, вот слабак, не мог поставить клетку и убежать вместе с ней. Глупая мышь ясно сказала: им ничего не грозит в клетке, и допустим, попугай мог испугаться всего этого лая, но ничего, уж как-нибудь пережил бы.
С Артуром ведь всё будет в порядке, верно? А как же иначе.
Мышь наверняка что-нибудь сделает.
У мыши явно есть волшебная сила.
Наверняка мышь просто развеет дурацких клыков по ветру или что-то в таком роде, и всё будет в порядке.
Ну и в любом случае теперь уже было слишком поздно делать что-то по этому поводу. «Сделанного не воротишь», – говорила бабка Ребекка.
А ещё бабка Ребекка говорила: «Снявши голову, по волосам не плачут». Мэллори всегда считала, что это на редкость глупая поговорка. Она никогда, никогда не плакала по волосам.
На причёски ей было плевать.
В конце концов Мэллори встала.
Она напрасно смотрела назад. Ей нужно было смотреть вперёд. Шаг вперёд – шаг к победе.
Но когда Мэллори пыталась смотреть вперёд, у неё ёкало сердце. Что ей теперь было делать?
Вариантов особых не было.
Её хитрейший план (последняя редакция) требовал, чтобы она доверилась мыши и каким-то образом добралась до канцлера Чаросчётной конторы – кто бы она ни была, и когда та согласует выплату выкупа, Мэллори освободит мышь (также согласно последней редакции) и они вернутся домой, в сарай.
План пришлось пересмотреть после того пугающего разговора, в котором мышь обронила, что она всё знает о её хитрейшем плане (первоначальная редакция), то есть о том, что Мэллори собирается сжульничать. Это был разумный ход – вычеркнуть жульнический поворот из последней редакции хитрейшего плана и запланировать выпустить злосчастную мышь на волю. Мэллори была уверена, что мышь каким-то образом узнает о том, что она передумала.
Придя к этому решению, она не могла не почувствовать сожаления, но надо, значит, надо, как сказала бы бабка Ребекка. Может, у неё получится поторговаться о выкупе в двести долларов или даже побольше – раз у неё будет только один заход.
Но затем, хоть она и смотрела вперёд, сердце её снова ёкнуло.
У неё не было клетки.
У неё не было мыши.
Воющие клыки уже давно, наверное, заполучили и клетку, и мышь, и Брюса. А как же Артур? Артур, наверное, стал их завтраком.
И всё это вылилось в ужасающий, леденящий душу вопрос: и как тогда ей попасть домой?
Что ей оставалось делать?
Она прислушалась: только листья и деревья. Лая она больше не слышала. Это означало либо, что она теперь слишком далеко от клыков, или же это могло означать, что клыки откушали и больше не испытывают желания выть и ныть.
У неё было два варианта действий: или вернуться туда, откуда она только что унесла ноги, или идти вперёд, удаляясь и от клыков, и от птичьей клетки.
И чем больше Мэллори думала, тем чётче понимала, что выбора у неё нет. Клыки представляли собой слишком уж большой риск. Пока она вернётся к птичьей клетке, они наверняка снова проголодаются.
Лучше уж идти дальше. Мышь ведь вроде говорила, что идти недалеко?
Но мышь не сказала, ЧТО было недалеко и КУДА было недалеко идти. Мэллори надеялась, что это что-то и где-то будет бесклычным и что там найдётся тот, кто сможет помочь ей вернуться домой.
Бросив последний, полностью лишённый сожалений, взгляд назад, Мэллори вздохнула и отправилась дальше, теперь уже шагом – крепко приглядываясь и прислушиваясь.
Мэллори нечасто чувствовала себя одиноко. Она не то чтобы любила других людей и в основном предпочитала своё собственное общество. Однако теперь, когда она шла по словно бы бесконечной дороге, окружённой высокими призрачно-бледными дёсенными деревьями, ей вдруг стало тоскливо. Ей не хватало Артура, семенящего следом, и даже его нытья о том, какая же клетка тяжёлая.
Теперь шумели только деревья и листья, причём казалось, будто они перешёптываются и бормочут что-то нелицеприятное. Мэллори остановилась и прислушалась. И вот, едва слышно: Артур… Артур…
Она стряхнула с себя оцепенение и, сказав самой себе не дурить, поспешила дальше.