Места

Снова захожу в туалет и снова пытаюсь пристроиться. Опять, уже с другой стороны, растворяется новая широкая, почти в ширину всей стены, дверь, и влетает огромное количество молодых людей. Студенты. Это, оказывается, их короткий путь из одной аудитории в другую, которую я и обнаруживаю с удивлением прямо перед собой. Она представляет собой огромный танцевальный класс с большим количеством зеркал по стенам, в которых я вижу многочисленные свои отражения. Студенты быстро раздеваются и становятся к балетным станкам вдоль зеркал. Пожилая руководительница явно с какими-то непонятными ожиданием мило так улыбается в мою сторону. Мне становится страшно неловко. Я смущенно направляюсь к одному из станков, путаясь в полуспущенных штанах. Тут понимаю, что все равно надо раздеваться, и эти злосчастные полуспущенные штаны вполне объяснимы — такое вот немного неловкое поспешное раздевание. Но вспоминаю, что вроде бы не спустил воду и возможен весьма неприятный запах. Принюхиваюсь. Нет — вроде бы все нормально.

Руководительница по-прежнему улыбается, не начиная занятия.

Я подхожу к станку и принимаюсь окончательно раздеваться.

26-Й СОН

Из моей сумки вываливаются все документы, деньги и бумаги, стремительно уползающие внутрь вместе с лентой эскалатора

Спускаюсь по длинному эскалатору. Все ярко освещено, прямо как в дворце каком. Но это метро. Метро и есть дворец — произношу я про себя. Однако, оказывается, достаточно громко, так как впереди стоящая женщина очень приятного интеллигентного вида оборачивается на меня с улыбкой понимания. Она похожа на учительницу. Да, был такой фильм «Сельская учительница» — вспоминаю я. Очень похожа.

Я улыбаюсь ей в ответ.

Народу немного. Перед самым сходом с эскалатора эта самая женщина внезапно теряет равновесие. Я поддерживаю ее.

При том из моей сумки вываливаются все документы, деньги и бумаги, стремительно уползающие внутрь вместе с лентой эскалатора. Я выскакиваю на платформу и стараюсь их спасти. Деньги пропали все и, как мне кажется, немалая сумма. Точно припомнить не могу, сколько и откуда они у меня в таком количестве. Удается выдернуть только один листочек бумаги, исписанной какими-то сложными расчетами. И обкромсанный паспорт. Я недоуменно верчу его в руках. Очень неприятно обрезана фотография прямо посередине головы. Действительно, это почему-то оставляет очень тяжелое впечатление.

Тут еще вспоминаю, что завтра улетать за границу и без паспорта никак не обойтись. Но и мгновенно на ум приходит спасительная идея — если остановить эскалатор и достать из-под него недостающие кусочки, склеить их, и в месте крепления поставить официальную печать — «исправленному верить» — то, может и сойдет. Иду искать начальство. Встретившаяся дежурная советует обратиться к некой заместительнице управляющего:

— Она очень культурная женщина и говорит на европейских языках.

Мне представляется это весьма важным.

Отыскиваю ее. Оказывается, что эта та самая интеллигентная женщина, которой я помог на эскалаторе. Понятно, пока я возился там со своими вещами, она уже успела дойти до своего рабочего места. Я протягиваю ей обрывки паспорта и объясняю ситуацию, явно рассчитывая на положительную реакцию. Она с доброй улыбкой смотрит на меня и произносит:

— Нет, в вашем возрасте это невозможно. Вот тут один старик приходил, говорил, что знает иностранные языки, а оказался криминальным авторитетом.

Мне возразить нечего. Да, такое бывает.

Тут вспоминаю, что для поездки за границу вовсе и не нужен внутренний паспорт, а заграничный у меня, вроде бы, в порядке.

Я благодарю женщину и ухожу, оглядываясь. Именно это оглядывание, как я понимаю, и вызывает у нее подозрение. Она пристальнее вглядывается в меня. Я ускоряю шаг и скрываюсь за поворотом.

27-Й СОН

Спускаюсь по лестнице с мощным боевым псом. На нем черный кожаный намордник. Понятно — страшный зверь. Он поминутно оборачивается и, сильно натягивая поводок. Опасно влечет вниз — можно и сковырнуться.

Вспоминаю, что у соседей по площадке был точно такой же пес. Также припоминаю, как его удерживали на коротком поводке. Он вел себя на удивление послушно. Я проделываю тот же маневр. И, действительно, пес вдруг смиряется. То есть, даже чуть приподнимается на задних лапах, но удерживать его на удивление легко.

Он оглядывается на меня, угадав, что я понял способ управления им. Легко улыбается. Полностью выпрямляется на задних лапах, оказываясь немалого роста, прямо лицо в лицо с мной. У него удивительно большие и бархатистые глаза. Он взглядывает на меня даже с некой глубокой упрятанной печалью.