Места

— Ну вот, все потеряно! Все потеряно! — беспрерывно вскрикиваю я, хватаясь за голову и причитая.

Тут приходит время смены. Появляются другие, точно такие же, обряженные в форму, женщины. Я понимаю, что все перейдет в их руки. Уж и вовсе не ведая причин моего отчаяния, кто же из них теперь сможет исправить ситуацию.

— Но ведь они ничего не знают! — пытаюсь я воззвать к уходящим.

Те не обращают на меня никакого внимания. Вновь подошедшие не могут вникнуть в смысл моих нелепых восклицаний и поминаний про какой-то там винтик.

— И это называется, профессионалы! И это называется профессионалы! — неведомо к кому взываю, почти взвываю я.

Но, естественно, это не производит никакого впечатления на вновь пришедших.

Прямо из окружающего мрака возникает некий мужчина-офицер. Проходя мимо, он с неприязнью оглядывается на меня. Ясно, что в создавшейся ситуации полнейшего всеобщего непонимания,

мое поведение выглядит не просто нелепым, но явно провокативным. Антиобщественным. То есть, еще немного, и могу оказаться в милиции. Воровато оглядываясь, покидаю высветленное пространство.

Тут припоминается, что в официальной бумаге вообще не было поминания ни о каких там часах.

22-Й СОН

Понимаю, что найти ящик, куда я поместил ребеночка, практически, невозможно

Вываливаемся небольшой веселой компанией на улицу. Я иду впереди. Заворачиваю за угол и на тротуаре замечаю крупные собачьи следы. Приглядываюсь и обнаруживаю, что это даже не следы, а некие замечательно слепленные, словно оставленные в натуральной целостности четырехпалые собачьи стопы, достаточно возвышающиеся над асфальтом.

Ну да, соображаю я, наверное, она, собака, пробежала по густой грязи и оставила такие вот натуральные отпечатки. Хотя тоже странно — этого рода следы должны бы иметь совсем иную форму. Кроме того, они густо красного цвета, словно животное пробежало по густой томатной пасте. Я склоняюсь, внимательно рассматривая.

Мимо же спешащие люди, кажется, не обращают никакого внимание на эти удивительные почти арт-объекты. На всякий случай я растопыриваю руки, отгораживая их от возможного незадачливого и невнимательного прохожего. Оглядываюсь в ожидании своих друзей, желая показать им эти странные вещи. Они где-то там запропастились. Наконец, показываются вдали. И снова застревают, долго и неловко припарковывая машину. Я кричу им, машу руками, но они не обращают на меня никакого внимания.

Наконец, подходят. Я с гордостью указываю на свою находку. Они, кажется, оценили ее. Присаживаются на корточки, рассматривая вплотную. Мой близкий приятель еще институтских времен аккуратно щепотью берет один из отпечатков, завертывает в бумагу и куда-то уносит. Понятно, решил взять в качестве сувенира. Когда окончательно подсохнет, будет отличное украшение интерьера. Причем, выбрал он, отмечаю я для себя, самый сохранный, который и я не прочь бы взять себе. Отыскиваю другой достаточной степени сохранности и куда-то несу.

Отошедши на большое расстояние и оставшись один, взглядываю на находку, с удивлением обнаруживая, что это крохотного размера существо. Африканский ребеночек со свешивающейся головкой и тоненькими паутинными ручками. Я видел таких в телевизионных репортажах о голоде или геноциде в Сомали и Гане.

Он пристально, почти пронзительно взглядывает на меня. Присматриваюсь — нет. Существо лежит с закрытыми глазами, не подавая признаков жизни, целиком умещаясь на моей ладони. Несколько подивившись такому обороту событий, решаю, что и это будет неплохим сувениром. Однако, не тащить же его по улице. В каком-то промежутке между магазинными витринами обнаруживаю приоткрытую дверцу небольшого углубления. Что-то вроде неглубокой стенной ниши. Перед тем как положить в нее детеныша, еще раз вглядываюсь в него — он по-прежнему лежит с плотно прикрытыми ресницами, которые, как я теперь замечаю, даже слиплись от проступивших по краям и уже подсохших мелких янтарных капелек гноя. Невольно оборачиваясь по сторонам, помещаю в нишу свою находку, притворяю дверцу и отхожу.

И буквально тут же, отойдя всего несколько шагов секунд через пять-шесть понимаю, что это же живое существо. Человечек! Что нужно бежать в какое-либо отделение Красного креста и заявить о найденном ребенке. Может, он еще и живой. Оглядываюсь, но понять, где тут можно найти такого рода заведение, непонятно. Решаю обратиться к первому встречному милиционеру, но и сразу же несколько сдерживаю свой пыл. Он спросит: Где нашел? Когда? И что я отвечу? Ну, отвечу, что сначала это все было похоже на собачьи отпечатки, пока разобрались, пока что…

Поворачиваюсь назад и понимаю, что найти ящик, куда я поместил ребеночка, практически, невозможно. В панике мечусь между витринами магазинов и парадными дверями. К тому же замечаю, что и улица совсем другая.