– Ах, явились, – сказал Мотылин, не отвечая на приветствие, заранее предвкушая, как он рассчитается за вчерашнюю свою слабость, за то, что вчера в комнатушке исполкома он, Мотылин, фактически предал себя, и близких ему людей, и всю страну (именно так гиперболически нервно он подумал), предал во власть этого душителя.– Что вы натворили? – сказал Мотылин.– Что вы натворили ночью?… Кто вам позволил?…
– Я не понимаю вопроса,– остро ответил подполковник,– если речь идет о задержании преступников…
После этих слов Мотылин вскочил и дальнейшее уже помнит обрывками. Он помнит, как подбежал к двери и запер ее. После этого он стукнул кулаком по столу и крикнул совсем уж визгливым и чужим голосом. (По-моему, тем самым голосом, какой явился у меня в период реабилитации, каким кричит обычно не рабочий класс, а озлобленные, измученные интеллигенты.)
– Советская власть еще жива… Сволочь… Не надейся…
– У вас припадок,– холодно ответил подполковник,– вам нужен врач.
– Пусть я полечу,– крикнул Мотылин,– и поделом… Но и ты… Ты… ты будешь работать завхозом… Или управдомом… Голованова вчера на допрос возил, а подлинные преступники где?… Антисоветчики, подстрекатели где?…
– Не Голованова, а Натерзона,– усмехнувшись ответил подполковник.
– Молчать! – крикнул Мотылин.– Это ты… вы… все вы натворили, все вы опоганили… Хрущев вам волю дал… При Сталине таких, как ты, к стенке.– Тут силы оставили его, и он медленно начал опускаться посреди кабинета на толстый и мягкий ковер.
– А насчет Гаврюшина подтвердилось,– спокойно и жестко сказал подполковник, сверху вниз глядя на лежащего секретаря обкома, как смотрел он неоднократно на лежавших у его ног при допросах,– подтвердилось, Лейбович он…– И лишь сообщив это, подполковник вышел и сказал секретарю: – Мотылину врача, у него обморок…
– Пошлите вызов,– прошептал Мотылин секретарю, который, подхватив об руки, силился поднять его,– вернее, сообщите… Толкунову передайте (Толкунов – второй секретарь обкома), то есть я о том, что необходим вызов внутренних войск.
– Они уже разгружаются на станции,– ответил секретарь.
И действительно, внутренние войска, вызванные по иным каналам, уже разгружались и приступили к действию. Четко и умело взаимодействуя, оцепляли они охваченные беспорядками кварталы. Оружие применяли в крайнем случае, но если уж применяли, то со знанием дела. Поджоги общественных зданий и грабежи винных лавок были пресечены, застреленные при оказании сопротивления увезены в морг. Арестованные, минуя городскую тюрьму, сразу же отправлялись на вокзал, где их ждали эшелоны. Таким образом, они единым махом отсечены были от мятежных мест и лишь через двое суток пути, по прибытии в совершенно незнакомую и спокойную область обширной России, в просторах которой затихает, задохнувшись, и кажется ничтожной любая местная смута, лишь по прибытии туда присмиревшие, усталые и голодные арестованные прошли допрос и пересортировку, в результате которой многие впоследствии были освобождены.
Но прибытие внутренних войск и восстановление порядка началось с десяти утра. Когда же я выбежал на улицу, разбуженный выстрелами, в городе царила атмосфера полнейшей анархии и безнадзорности, то есть атмосфера, приятная для буйного ребячества лесостепной, задавленной порядком натуры. «Маша,– тревожно подумал я,– к Маше надо… к Маше…»
В управлении все от меня отмахивались, никто и слушать меня не хотел. Наконец в коридоре я увидел знакомого следователя, ведшего при мне допрос Орлова.
– Послушайте,– крикнул я ему, хватая за локоть, чтоб удержать, ибо и он первоначально отмахнулся,– послушайте, мне надо назад… в район…
– Не сходите с ума,– ответил следователь,– там тоже бог знает что творится… Начальник милиции убит… Вот так…
– Послушайте,– не пуская руку, говорил я,– у меня там жена…
– Жена,– удивленно повернулся ко мне следователь,– каким образом, вы разве местный?
– Да,– ответил я, намереваясь соврать, но, тут же сообразив, что в командировке указано иное, поправился: – То есть нет… Но все равно… Жена…
– Ладно,– сказал следователь, который торопился, которому некогда было вникать в мои проблемы,– идите во двор, скоро оттуда отправится милицейская машина.
Я даже не поблагодарил, побежал во двор и успел в самый последний момент, ибо машина уже трогалась. Милицейская машина, в которой помимо меня и шофера сидело двое милиционеров, вооруженных винтовками, доехала до какого-то села и там остановилась, завернув во двор сельсовета. Почему и зачем это – я не знал. В висках у меня стучало, и было сухо во рту и больно, дурные предчувствия мучили меня.
– Тут до города километров шесть,– сказал мне вслед один милиционер. (Вслед, ибо едва мне показали дорогу, как я сразу же пошел.)
– Только поосторожней,– крикнул второй.