Место для нас

А еще вот что странно: когда все было кончено, он вдруг стал опять нормальным и сказал: «Считай, я тебя проучил, девчонка».

«Девчонка». Мы вместе выросли. Я на шесть месяцев старше его. А он – «девчонка».

На следующей неделе я увидела его на улице. Теперь, четыре с лишним года спустя, я знаю: это было изнасилование. Точно, изнасилование. А он мне рукой помахал: «Привет, Дейзи, старушка, как дела?»

Я не понимаю мира. Не понимаю, как в нем все устроено. Чем дальше, тем больше.

Моя жизнь – череда преподанных мне уроков. Так вышло и с Джайлсом. Днем я была героиней, а по ночам мне становилось страшно, и я не знала, куда деваться. Тогда я и решила: заниматься этим надо с тем, кто не был бы со мной груб. А Джайлс не был груб, он был хлюпик и хиляк. Он был похож на холодную мокрую тарелку с вареным шпинатом. Я-то считала – ничего особенного, подумаешь, а вышло вот как…

Не понимаю, с какой стати я должна дать ей имя. Не хочу я ей ничего давать, чтобы и связи у нас никакой не было. Тогда будет намного проще.

Мама и папа ходят вокруг меня на цыпочках. Верят каждому моему слову. Делают вид, что это нормально, когда она часами надрывается от плача, – не хотят вмешиваться, ждут, когда Дейзи соизволит отреагировать.

А я мало-помалу сортирую в гардеробе одежду. Все мои любимые платья, одно за другим. Конечно, это по-детски, ну и что? Разве не по-детски было, когда я отдавала все то Флоренс, то Кэролайн из деревни? Да всем подряд! Никогда у меня ничего своего не было. И вечно я всюду ходила в толпе, и со всех сторон меня толкали.

Скоро рассвет. Опять она плачет, а я не могу ее накормить. Я пытаюсь, но это такая мука. Говорят, что станет лучше… Не становится. Ничего не понимаю, не понимаю, что мне делать. Я смотрю на нее в колыбели. Она такая сердитая, рот – огромное лиловое «О». Личико тоже лиловое, и пахнет от нее противно. Если накрыть ее полотенцем, вопли звучат тише. Как же хорошо, когда тихо!

Я сижу на краю кровати и качаю колыбель. Если она перестанет вопить, я тут же сниму с нее полотенце.

Ну вот, затихла. Снимаю с нее полотенце. И знаете, что странно: она орет, а я этого больше не слышу.

Словно впервые смотрю на лицо своей дочери. Кто ты такая? Ты вправду вышла из меня? Я знаю, что это так, знаю, что она во мне нуждается, и от этой мысли меня саму тянет плакать. Ее лицо изменилось, видно даже в темноте. Она стала похожа на маму.

Я не могу тут оставаться. Хватило бы храбрости уйти.

И я пишу записку. Вся эта одежда – для нее.

Смотрю на нее в колыбели, прикасаюсь к ее щеке. Она очень, очень мягкая. Наверное, я всегда буду помнить, какой мягкой была ее щека, даже когда забуду, как ужасно было все остальное в эти последние несколько недель.

Да, как только я закрою за собой дверь, я перестану быть матерью. Я могу автостопом добраться до Лондона, а Гэри сказал, что забронирует для меня билет. Порой хотелось бы, чтобы не все выходило так легко и просто.

Я смотрю на нее, спящую. Прощай, малышка. Жаль, что ты – часть меня. Надеюсь, что ты вырастешь совсем на меня непохожей.

Люси

Все считали, что вечеринки у Винтеров – самые лучшие. И хотя мог выдаться, как сегодня, холодный вечер, когда по проезжим дорогам и аллеям стелется туман и тянет остаться дома, удобно устроившись на диване с бокалом вина, никто из приглашенных в Винтерфолд никогда так не поступал.

Прибывающие гости сразу видели, что Марта превзошла саму себя. В воздухе разносился голос Эллы Фитцджеральд, и до аллеи долетал гомон тех, кто уже приехал. На ветвях деревьев и на живой изгороди вдоль подъездной дороги покачивались разноцветные пластиковые фонарики, из витражных окон лился золотистый свет, разгонявший мелкую морось. Парадная дверь стояла распахнутой настежь. Кто-то из детей викария помогал посетителю снять пальто, а кто-то еще – сама Марта, невероятно элегантная, в платье полночно-синего цвета и золотом жакете из тафты, сверкающая зелеными глазами и улыбающаяся, или умная и удивительная Флоренс, яркая, словно петух в зелено-лиловом платье, и тоже улыбающаяся, или тактичный дружелюбный доктор Винтер, Билл, всегда заботливый, внимательно выслушивающий жалобы на артрит или страхи насчет рака, – в общем, кто-нибудь из них целовал вас в щеку и предлагал бокал шампанского, и вы сразу чувствовали себя желанным гостем. Вас провожали с холодной улицы в радостную гостиную, где в огромном камине, обложенном синими и белыми изразцами, весело плясал огонь, и вскоре к вам подходили с подносом аппетитных канапе. После первого обжигающего глотка шипучего шампанского вы смотрели по сторонам и замечали привлекательную смуглую девушку у стены, а рядом с ней – улыбающегося Дэвида. Неужели это вправду Кэт, пресловутая внучка, вернулась из Парижа?.. Вдыхая атмосферу тепла и безопасности, наслаждаясь этим светом в зимней тьме, вы испытывали бесконечное удовольствие.