Они повернулись к главному залу. Маленький ребенок спал на плече одного из гостей. Его ножки были босы. Молодая женщина, видимо мать девочки, следовала за мужем, держа в руке крошечные туфельки. Перед ними была вся жизнь. Они шли по миру, где возможно все, и даже не знали, что нужно быть благодарными за это. Но возможностей будет все меньше и меньше, пока не останется один исход, ведущий к ночи вроде этой.
Лейла смотрела на семью, пока они не скрылись за стеклянной дверью. Рафик коснулся ее спины. Она знала, что он просит, – оставить надежду найти Амара.
– Я не могу этого сделать, – сказала она.
– Можешь, – возразил он, и она взглянула на него. – Все эти годы ты была такой сильной и терпеливой.
Он повел ее назад, словно она забыла дорогу. Прежде чем войти в главный зал, она заговорила:
– Я сделала ужасную ошибку.
Какое облегчение – просто сказать это!
– О чем ты?
– Ты был прав… много лет назад. Мне не следовало идти к Сииме.
– Почему ты думаешь об этом сейчас?
– Он знает.
Рафик остановился.
– Если он ушел сегодня… если он уходит, значит, только из‐за меня. Они поговорили – она ему все сказала. Позволь мне поискать его. Позволь попросить прощения.
Ее муж состарился за одну ночь. Он ничего не ответил, но перевел взгляд от постамента, на котором ожидала Хадия, на Лейлу, а потом на выход в коридор. Амар был там. Он нашел его.
– Лейла, мы сделали то, что посчитали правильным. И теперь должны сделать то, что от нас требуется.
Он показал на Хадию, которая подняла руку, чтобы привлечь их внимание. Фотограф тоже смотрел на них. Рафик был прав. Лейла шла и смотрела на профиль мужа. По выражению его лица она не могла понять, о чем он думает. Он, как правило, скрывал от всех свои чувства, но это производило эффект противоположный тому, на который он рассчитывал: она только больше волновалась. Рафик протянул руку, чтобы помочь ей подняться по ступенькам. Ее дети когда‐нибудь покинут их дом, но Рафик останется благословением в ее жизни, центром, постоянной величиной. Единственным, кто нес на плечах тяжесть этого момента вместе с ней.
Она поблагодарила фотографа. Тот принялся расставлять их по местам. Вопросов он не задавал. Слабость, которую она почувствовала после того, как Рафик вернулся один, исчезла при виде панического выражения лица Хадии.
– Нет, – сказала Хадия. – Исключено. Мы подождем его.
– Времени нет, – возразила Лейла.
Тарик не знал, что делать. Он переводил взгляд с Лейлы на Хадию, потом опустил глаза.
– Мы подождем его, – повторила Хадия, качая головой.
Ее головной убор немного сполз вбок. Худа выступила вперед, чтобы поправить его. Хадия отстранила ее руку.
– Он не придет, Хадия, – сурово сказала Лейла.
Утешая Хадию, Лейла отвлеклась от собственной печали. Она будет скорбеть завтра, одна, без свидетелей, но сегодня должна быть сильной. Ради дочери. Глаза Хадии мгновенно наполнились слезами. Сейчас она расплачется.
– Ты знала об этом и не сказала мне? – спросила она Худу.
– Когда мы разговаривали в последний раз, он сказал, что вернется.
– Папа, ты не поищешь его?
– Он ушел, дорогая. Твоя мама права. Нужно продолжать.
Тарик потянулся к руке Хадии, поцеловал ее палец и сжал ладонь. Лейла увидела, что Хадия сдалась: лицо приняло отсутствующее выражение. Фотограф велел Худе встать около Рафика. Лейла заняла место по другую сторону от Худы. Она услышала, как фотограф попросил их улыбнуться.
– Хадия, взгляните на меня, – сказал он. – Так лучше. Идеально. Я сделал снимок.
Лейла поняла, что никогда не заменит фотографии над каминной доской.
Много лет назад, когда она открыла ящик Амара и увидела его фото, которое, должно быть, сделала Амира Али, она была удивлена не только тем, что эти фотографии вообще существуют, но и тем, каким беспечным, каким счастливым он был. Таким она его никогда раньше не видела. Лейла вспомнила, как тогда думала, что унижение ранит глубже сердечной боли. Она хотела защитить их всех от этого. Теперь, когда они стояли на постаменте под прожектором, перед собравшимися гостями, которые наверняка шепчутся друг с другом, гадая, где их сын и неужели ему настолько плевать на родных, что он даже не стал позировать на семейном фото, она все поняла: не важно, что думают другие, если сердцу нет покоя. Только после того как худшие ее страхи стали реальностью, она поняла, что не было смысла позволять себе руководствоваться ими, принимая решения. Наконец она освободилась от них. Она в конце концов осознала, что хочет видеть Амара с ними в любом состоянии, в любых обстоятельствах, невзирая на то, что скажут другие.