Он так методичен. Наливает ласси, потом наклоняется, чтобы определить уровень на глаз, словно находится на уроке химии и проверяет, нужное ли количество отмерил. Кивает себе, когда решает, что все в порядке. Она смеется. Он поднимает глаза и слегка улыбается, зная, что она смеется над ним.
– Которая твоя? – спрашивает он.
Она показывает на чашечку, и он наливает ей немного больше.
– Обожаю ласси, – сказал он, когда разлил напиток по чашкам и поставил их на пластиковый с цветочным рисунком поднос, который передала ему Хадия.
– Знаю, – отвечает она и понимает, что лицо загорелось.
Но он не смотрит. Он сосредоточенно удерживает на подносе чашки, в том числе и ее собственную, и осторожно несет, рассчитывая каждый шаг. Кивком просит ее следовать за ним, и она следует. Конечно, она следует за ним.
– Ты будешь приезжать? – шепчет он, потому что они уже в коридоре и их голоса могут легко донестись до материнской спальни.
На ходу она смотрит на прямую линию его шеи. Должно быть, на шее всегда видна вена, или она набухла после игры на жаре. Смотрит, как поднимается и опускается плечо. Ей нравится, что при взгляде на него она замечает каждую деталь. Что она способна чувствовать теплоту к нему даже при виде такой мелочи, как родинка в форме ягодки у него на шее.
– Каждые долгие каникулы, – шепчет она в ответ.
Они выходят во двор, и их тут же окружают. Амар, щурясь от солнца, берет поднос у Аббаса. Тот берет чашку Хадии и протягивает ей. Она оглядывается на дверь. Топит ледяной кубик, пробует сладкую, липкую, оставшуюся на пальцах жидкость. Она все сделала как надо. Восхитительно.
– Останешься ненадолго? – спрашивает Аббас Али.
Он как будто понял, о чем она спорит с собой: сделать то, что велят правила, или то, что хочется. Побыть с ним немного дольше, учитывая то, что они так редко бывают вместе. А Амар ничего не понимает. Он просто жадно хлебает свой ласси.
– Не можешь наслаждаться помедленнее? – окликает она брата.
Аббас поворачивается и говорит ей:
– А ты когда‐нибудь видела, чтобы он не спешил?
– Никогда.
Они дружно смеются. Затем поворачиваются и видят, что Амар сминает свою чашку и швыряет на землю, словно тинейджер на вечеринке. Кто‐то из парней хлопает в ладоши. Аббас Али, старший сын семьи Али, лицо которого она всегда ищет глазами в толпе, смотрит на нее, подняв брови, так что его глаза кажутся больше, чем на самом деле. Выражение лица серьезное. Когда она тоже поднимает взгляд на него, когда подносит чашку к губам, когда кивает в знак того, что останется, он улыбается, отводит глаза, смотрит куда‐то мимо, возможно, на дерево магнолии, возможно, на улицу, возможно, прямо на заходящее солнце.
6
НАКОНЕЦ‐ТО ЗНАКОМОЕ ЗРЕЛИЩЕ, и это не серебро материнской машины. Его сёстры идут к месту, где он стоит, прислонившись к ограде из рабицы, которой обнесена средняя школа. Он узнает их мгновенно, хотя к нему приближаются пока еще неясные силуэты. Сестры похожи на близнецов: одинаковые походка и рост, за исключением того, что темные волосы Хадии развеваются от ветра, а лицо Худы обрамляет черный хиджаб.
– Что случилось? – спрашивает он, когда они подошли достаточно близко. Он выпрямляется. Сетка гремит.
– Мама не может заехать за нами сегодня. Дядя Малик после работы приедет на это место.
Хадия показывает на землю.
– Почему?
– Он не сказал.
Амар стонет.
– Но у меня идея, – добавляет Хадия.
Давно уже у нее не появлялось идей.
– Пойдем погуляем.
– Тогда жди неприятностей, – замечает Амар.
– А кто донесет? Ты? – спрашивает она на урду.
Хадия поднимает брови и лукаво улыбается. Он тоже улыбается. Невольно. Вырвавшись из‐под надзора родителей, они могут идти куда угодно. Делать почти все что угодно.
– Куда? – спрашивает он.
– Увидишь.
Он хватает рюкзак и идет за ними по склону. Хадия просит его запоминать дорогу. Он прекрасно ориентируется на местности, и, если верить отцу, у него настоящий талант. Амар гордится этим. Через несколько месяцев Хадия окончит школу и уедет в колледж. Ему не хочется представлять свой дом без нее. Сестры кажутся взволнованными, громко смеются над шутками друг друга. Снова говорят на тайном языке. Но он чувствует к ним не вражду, а любовь – за то, что позвали его в свою компанию сегодня днем, хотя могли оставить его ждать за школьной оградой. Хадия держится прямо и выглядит одновременно свирепой и дружелюбной. Он доверяет ей настолько, что позволяет вести себя куда угодно.
На ветвях деревьев над головами распустились белые цветы. Небо, проглядывающее сквозь ветви, такое синее! Как он может не заметить этого, когда они проходят под деревьями? Когда Бог впервые начал мозговой штурм по созданию мира, думал ли он, что ветви должны быть темно-коричневыми, а цветы – либо белыми, либо нежно-розовыми? И только весной, иначе можно привыкнуть к этому сказочному зрелищу. А весной оно всегда поражает.