Снимает кроссовки и носки, закатывает джинсы и идет в воду. Она холодная, и это великолепное ощущение. Он опять оглядывается на нее, и она отвечает многозначительным взглядом. Смесь храбрости и нежности. Он надеется, что это взгляд женщины, которая влюблена.
– Я всегда думала, что мы приходим сюда, потому что место уединенное. Здесь не встретишь знакомых. И потому что вокруг так красиво.
Он качает головой:
– Не помню, почему чувствовал себя таким счастливым. Помню только, что был счастлив. Это дерево… – Он показывает сначала на дерево за их спинами, потом на реку. – …Эта вода. У меня сохранились смутные воспоминания, но достаточно подробные, чтобы знать: вот то самое место. Когда я учился в средней школе, обошел все ближайшие парки, где были ручьи, в поисках именно этого. Я никому не сказал. Не знаю почему. Спрашивал незнакомых людей, которые могли его знать. Спрашивал школьного библиотекаря. Изучал карту. А когда наконец нашел его, это было все равно что войти в старый сон.
Он замолкает. Она тихо наблюдает за ним. И не задает вопросов. Он смотрит на струи воды. Как они причудливы, как быстро двигаются, как бурлят вокруг больших камней. Как солнечный свет сверкает на каждой маленькой волне. Она тихо наблюдает за ним. И не задает вопросов.
– Мама и я. По-моему, я попросил ее войти со мной в воду, и она вошла. Я это помню.
Хадия решила немного отдохнуть от сборов, чтобы посмотреть в окно своей комнаты. Амар, братья Али и еще кто‐то. Мальчики только что закончили играть в баскетбол. Несколько часов Хадия прислушивалась к гулким шлепкам мяча о бетон, звону металла, шороху сетки. Все это время она рассматривала свои блузки и свитера. Поднимала по одному, прежде чем отбросить или аккуратно сложить. Ей ужасно хотелось присоединиться к игре, перебрасывать баскетбольный мяч из одной руки в другую, хотелось знать, как обойти игроков и пробиться к корзине. Но это порыв из другой жизни.
Хадия сложила светло-розовый свитер, спрятала в чемодан. Она часто чувствовала, как обременяет тяжесть наложенных на нее запретов. В своей жизни она была лишена многого: никогда не трогала пальцами струны гитары, никогда не разминала ног в танце. Никогда не играла в спортивные игры, если не считать уроков физкультуры, никогда не каталась на двухколесном велосипеде без дополнительных колес на улице, среди движущихся машин. Но недавно границы слегка расширились, и теперь она гадает, что для нее останется запретным и что она сумеет вырвать для себя. Вокруг все тихо, если не считать разговора мальчиков, обрывки которого проникают в окно спальни. Когда она смотрит вниз, оказывается, что мальчишки расселись у дверей гаража. Прямо под ее окном. Она не разбирает предложений, но может различить голоса. Тембр Аббаса Али. Его смех.
Уже почти конец лета. Солнце на небе и солнце, запутавшееся во взлохмаченных прядях их волос. Темные волосы Аббаса Али превратились в почти золотисто-каштановую корону. Амар расцарапал колено. Полоска кожи на коленной чашечке отливает ярко-алым. Может ли она в самом деле покинуть все это?
Утром она задумалась, сколько вещей взять с собой, гадая, как часто будет возвращаться. После многих лет обедов с родными, встреч с теми же мальчишками, собиравшимися в переднем и заднем дворах, все тех же общинных вечеринок и мероприятий в мечети, после многих лет жизни с Амаром за стеной ее спальни и с Худой, чья комната была с противоположной стороны коридора, – ее окно наконец будет выходить совсем на другие пейзажи. А она узнает, каково это – жить вдали от дома и какое место она займет в этом мире.
Когда ей позвонили из администрации колледжа, она, словно в тумане, вышла на весеннее солнышко, дрожа то ли от страха, то ли от волнения. Всю свою жизнь она предполагала, что покинет дом только как остальные девушки – когда выйдет замуж. Замужество было чем‐то вроде пропуска. Не совсем в свободу, но в другую жизнь. Даже папа сомневался в ее способности принимать решения и постоянно твердил: ты на нашем попечении, пока не окажешься на попечении мужа. Или: нет, ты не можешь делать этого, пока не выйдешь замуж, а потом пусть муж решает вместе с тобой. Это, как она знала, означало «решает за тебя». Даже если она хотела чего‐то совсем простого, вроде короткой стрижки или похода на ночной сеанс в кино.
Стояла осень. Хадия уже была выпускницей. Ее одноклассники спешили подать заявки в колледжи, а она наблюдала, как зеленые лисья краснеют и колышутся, и думала: «Почему не я? Я могу по крайней мере попытаться».
Она записалась в ближайшие колледжи и еще в один, в пяти часах езды от дома, где была специальная шестилетняя программа. Закончив этот колледж, она одновременно получала и степень бакалавра, и медицинскую. Вероятность того, что ее примут, мала, но отец всегда хотел, чтобы она стала доктором. Повторял, что она может уехать либо если выйдет замуж, либо если станет учиться в медицинской школе.
– Спасибо, – поблагодарила она позвонившую женщину, – спасибо. – Голова кружилась от наплыва эмоций. Наверное, поэтому она выпалила: – Вы изменили мою жизнь!