Место для радуги

Нам с Марго было хорошо, но в этот момент я всеми клеточками ощущал, что она как и Ольга не родная мне. И с одной и с другой меня свели наркотики и похоть, но мы были совершенно чужими друг для друга, хоть она и пыталась показать, что это не так. В этих отношениях не было самого главного — Любви. Осознавая это, мне вдруг стало омерзительно всё, чем мы только что страстно занимались.

Я почувствовал себя совершенно одним в этом мире, между двумя женщинами, которые словно соревнуются и разыгрывают меня между собой, как подкидного дурака. В отчаянии я закрыл глаза и вдруг в одно мгновение куда-то очень глубоко провалился. Я увидел необычайно яркую картинку, которая произвела на меня неизгладимое впечатление. На утро я написал об увиденном в заметках:

…Закрываю глаза… Музыка и какая-то энергия… Вижу изнутри сферу, похожую на цветной калейдоскоп, а в её центре яркое, сияющее распятие — золотой мальчик на кресте. Его плотно обвивают две зеленые змеи… Повсюду океан гудящей энергии, и этот юноша, с золотой кожей, с необычайно красивым лицом, распятый на кресте, и в бесконечном круговороте обвиваемый змеями по всему телу… Пока не знаю, что это значит…

Я открыл глаза и вынырнул на поверхность. Рядом, по прежнему тяжело дыша, лежала Марго. Я немного полежал, осмысливая увиденное, а потом перевел мысли на неё. Мне вдруг стало очень жалко эту девочку. Она не виновата, что мир стал таким и что из множества мужчин, с которыми она общается, никто не хочет относиться к ней серьезно. На мгновение я почувствовал и её боль:

«Меня никто не хочет любить, как женщину, — говорила её душа. — Все хотят любить только мое тело, всем нужен только секс, а я хочу любить и быть любимой. Мне не нужны толпы поклонников. Мне хочется, чтобы со мной был один-единственный человек, который не побоится сказать: Маргарита, я тебя люблю. Для него я готова буду сделать всё…»

Как это было странно — чувствовать чужую боль, слышать чужие мысли. Я прильнул к этой хрупкой девочке и обнял её. Мне хотелось, чтобы хотя бы в эту минуту посреди холодной пустоты и вечности мы не чувствовали себя одинокими.

С утра я отвез Маргариту домой и стал думать, что делать дальше. Прием ЛСД очень много изменил во мне. Весь негатив, накопившийся в одной квартире с Ольгой, растворился без остатка. Я понял, что у людей в этом мире нет абсолютно никаких поводов для разногласий. Все разногласия — это горе от ума. Хотелось уже новым человеком, с этими откровениями, приехать к Ольге и попробовать ещё раз найти ключик от её сердца. Главным образом хотелось быть с сыном. «Может быть ЛСД поможет ей забыть всё плохое и увидеть мир новыми глазами, — подумал я. — Если Ольга увидит, как ничтожны её амбиции по сравнению с вечностью, она поймет, что нам не стоит ругаться — мир и без этого слишком жесток».

Так у меня появилась новая надежда на спасение семьи. Я взял у «доброго доктора» ещё немного ЛСД и поехал к Ольге и малышу…

Самопознание

«Я познание сделал своим ремеслом,

Я знаком с высшей правдой и с низменным злом.
Все тугие узлы я распутал на свете,
Кроме смерти, завязанной мертвым узлом»

(Омар Хайям)

Ольга встретила меня без скандалов. Я рассказал ей про ЛСД и о тех откровениях, которые посетили меня под его действием. Она согласилась попробовать.

Был вечер, малыш спал. Ольга с детским восторгом любовалась, как весь мир заиграл красивыми переливами цветов, а икона не стене ожила и засветилась золотом. От иконы исходил ослепительный сияющий свет. Потом мы легли на диванчик. Все барьеры между нами как рукой сняло. Мир был прекрасен, мы были его частью, а от кроватки малыша исходили волны тепла и любви. Казалось, что от неё поднимается и растекается по всей комнате нежное сияние.

В очередной раз я убедился, что под ЛСД чувствую другого человека как самого себя. Я не просто читал мысли Ольги — я видел мир её глазами и думал так, как думает она. Мне впервые открылось, каким она меня видит, и это было очень необычное открытие — в её представлении я был злым, жестоким и очень грубым человеком. С таким человеком действительно было невозможно ни жить, ни нормально разговаривать. Но самое парадоксальное, что это был не я — это был образ, который она сама для себя выдумала. Тот, кого она видела, не имел ничего общего со мной. Мне захотелось каким-то образом донести до неё эту истину.

— Теперь я понимаю, почему мы ругаемся, — многозначительно сказал я. — Ты видишь меня совсем не тем, кто я есть на самом деле.

— Почему? — спросила Ольга.