Место для жизни

– Представляешь, запорола парильную (для овощей) сковородку. Поджарила блинчики. Теперь купила все разные, чтобы не спутать. – Это Света рассказывает сейчас Гале, та ахает. Переживает, как приключение. Хоть Галя не так строга. Обе они – женщины добрые, но у Гали доброта со слезой, менее суровая к самой себе (жизнь и так трудна), а Света – воительница, непреклонная. Еще во время учения в кулинарной школе, на практике Галя вынесла из ресторана две бутылки воды. Открытые. Знала, что нельзя, а все равно вынесла. Напиться бродяге какому-то. Чуть не уволили. Уволили бы точно, но она уже заканчивала школу, потому ограничились внушением и штрафом. Нравы такие, что кусок хлеба взял и уже – кража. Причем преступление не столько уголовное (подумаешь, бутылка воды), сколько нравственное, осуждается самым суровым образом. Внутри, в самом ресторане ешь, сколько влезет, разбрасывай, а вынести, хоть голодному, хоть от жажды полумертвому – ни-ни. Суровы законы.

– И ты стерпела? – Возмущается Света. – Я бы им по голове дала этой бутылкой.

Галя только вздыхает. В Светиной решимости она не сомневается ни минуты. Но та сидит дома, расписывает ткани, платки, которые быстро распродаются в старом Иерусалиме. Бывший муж подбрасывает на ребенка. А Галя здесь одна, приходится терпеть. Все это так, понятно, но гордый Светин нрав обломать нельзя. Только из-за сына она способна отступить, во всем другом – нет.

Подруги они сравнительно недавние, но отношения проверенные, сразу начались с испытаний. С голодовки протеста, которую женщины вели, отстаивая права. Там они познакомились.

Света всю жизнь болеет анемией. И зрение из-за этого пропало, и Яша родился чудом. В общем, болезнь реальная. И вдвойне обидно, потому что, только подходит срок идти получать пособие по болезни, гемоглобин начинает расти. В обычное время – не больше четырех, а тут, как назло, подскакивает почти до семи. А это – норма. Каждый раз законное пособие приходится выбивать. Свете оно нужно по-настоящему, без него семейный бюджет не сходится. И еще льготы, то-се, опять же очки бесплатные. Иногда ее крепко прихватывает, железо она пьет и колет почти постоянно. Приходится идти в Министерство к метепелет и убеждать. Метепелет – это чиновницы Сима и Таисия, обе – махровые наглые взяточницы. Барыги приезжают, жену из лимузина вытаскивать, хоть дверцу снимай. Золота на ней больше, чем на Киевской Софии. А сам – усатый шмыг и уже со справкой, сразу на год вперед. Ни совести, ничего. Со Светой разговор такой.

– Не могу дать. Неси заключение.

– Я тебе говорю. Через неделю еще раз сдам кровь, принесу.

– Тогда и получишь.

– У меня срок сейчас. Чего бы я просила.

– Не могу. Пойдешь на никайон (никайон – уборка помещения, на нее всегда есть запрос).

– С такими ногтями – никайон? – Света, конечно, может и дальше ныть, но предпочитает действовать – не в лоб, а по лбу.

– С такими ногтями? – Света вытягивает перед носом Симки руку, растопыривает пальцы. Руки у Светы очень красивые, пальцы длинные, тонкие, маникюр.

– Подстрижешь. – Наслаждаясь, говорит Сима.

– У тебя компьютер сгорит, пока я подстригу.

– Сейчас скину с пособия, будешь знать.

– Я тебе скину. Трахну по твоей железяке, будешь до конца дней чинить.

– А ты платить.

– Не буду. У меня денег нет. Что, трахнуть?

Сима смотрит и понимает, что Света может. Трахнет. С нее станется. И дает справку. Подло. Знает, что Света больна, но дает на три месяца, хоть может и на шесть, может даже на год. Но то для своих.

Женщины познакомились, когда правила ужесточили и добрую половину пособий отменили. Вица – международная женская организация затеяла голодовку протеста. Но власти с Вицей сумели договориться. Вица на этом деле поставила Моген Дэвид, что для христиан будет понятно, как – поставила крест. На голодовку вышло всего несколько непримиримых, хоть именно их предатели из Вицы обрабатывали больше всех. Не тут-то было. Поставили две палатки прямо перед кнессетом, переносной туалет. В кнессете сначала терпели, не хотели затевать скандал. Мыться женщины ходили в здание, по двое, сквозь охрану, специально пропуска пришлось выписывать. Потом у одной голодальщицы начался диабетический криз, увезли в больницу, поставили капельницу. Она потребовала вернуть. Вернули. Света вспоминает о своих подругах с уважением. Сама она отлеживалась тихо, чтобы не обострять анемию. Пронесло без осложнений, хотя сбросила двенадцать килограмм. Она и так худая, можно представить, что осталось.

У евреев все не так, как у других. Дон-Кихоты у них толстые. Когда власти стянули полицию и можно было ждать, что палатки ночью снесут, а женщин развезут по больницам, из киббуца явился толстяк. Ничей не сват, не брат. Просто толстяк – защищать голодальщиц. Поставил около палатки раскладушку и жил под солнцем и луной все время противостояния. Заговорили по телевидению. Подтянулись сочувствующие из провинции, среди них Галя, разобрали на попечение участниц голодовки. Гале досталась Света, так они познакомились.