Русские в Израиле
Наши
А самих русских это как бы не касается. Ездят, осматриваются, осваиваются. В Израиле разных можно встретить.
… – По ихним меркам это называется алкоголизм. – Говорит дама в черных рейтузах и развевающейся фиолетовой накидке. – Вот это – алкоголизм? Мне смешно. Коля, глянь. – Поднимает над головой три бутылочки из-под
– Что ты, Лидочка. – Пугается краснощекий добродушнейший усач. – А мне как тогда? – Уходят, взявшись за руки. Видно, им хорошо вдвоем и выглядят убедительно. Даже со стороны душа радуется. Ветрено, осень подступает, но погода пока держится. Наверху в парке громко ссорятся пенсионеры-доминошники. Сплошь наши, а то какие же. – Молчать. – Рвется старческий голос. – Я прошу ма-алчать…
…В Иерусалиме, в подвале дома под мраморной лестницей, там, где в мирных строениях складывают дворницкий инвентарь, открывается вход в пещеру, одну под другой. Евангельские святыни. Встречает ловкий, привязчивый малый, сочится гостеприимством. Мазнет лоб, приподняв козырек от солнца. Если не вознаградить, гостеприимный меняется невероятно, и презирает искренне, со всей полнотой натуры.
Нижняя пещера за поворотом, накрыта каменной толщей, иконы в нишах. Русская паломническая группа топчется, толпится у образов. Места мало.
– Поднимаемся, поднимаемся. – Подбадривает втиснутый в угол гид. Места, действительно, мало, но торопит уж слишком по-хозяйски.
Люди уходят неохотно. Остаются забравшиеся сюда самостоятельно. Впрочем, не только.
– Вы, вы. – Подсказывает зоркий чичероне. – Да, да. Я очень прошу. Вы всех задерживаете. Не прикидывайтесь американцем. Я сам из цэрэу. Я вас вижу.
…Наши люди плотно осели на берегу Мертвого моря. На лавочках под навесом общаются немолодые дамы. Добираются сюда на автобусе, сговорившись заранее, сразу на весь день. Ведут неторопливый разговор, вспоминают, например, Кишинев. Почему нет? Одни – Кишинев, другие – Киев, третьи – Бельцы. Осторожно выходят к мертвой воде, подрагивая студнем белокожих тел, совершают таинственные манипуляции с лечебной солью. Бережок каменистый и диковатый, тем более для столь знаменитого места.
– Тоже, между прочим, можно благоустроить. Разве американцы так оставили? Нет, конечно. А эти – такие же, как наши. Ну, хорошо, лучше. Но что, намного?
Тут подскакивают русские молодцы с подругами. Эти на машинах, торопятся и обязательно фотографируются. Благо, можно подобрать подходящую позу. Будто и не в воде.
– Миша, ты снял меня с морем или с горами тоже?
– Витя, подожди, я по-турецки сяду… – Руку забрасывает за голову, красота, ноги вверх. – Снимай, снимай, я тонуть начинаю.
Солнце съезжает, прощаясь, за линию гор, они теряют объем и застывают иссиня-темным строгим силуэтом. Небо полнится розовыми вечерними облаками, они покрывают зеркало вод, из пенной глади всплывает белая, вымоченная в соли луна. Горы за морем, с иорданской стороны начинают светиться, камень, остывая, отдает набранный за день жар. Краски еще соперничают, постепенно теряя силу, море безнадежно темнеет, пресный душ смывает осадок с последних купальщиков. И голос новой Венеры взывает из глубин.
– Вовик, давай ко мне… Ой, без рук лежу. Мамочка…
Сквозняк
Сквозняк в Израиле – важное достоинство квартиры. Есть такие, где накрывает с самого утра духотой, плотной, как резина. Не спасает даже вентилятор, разгонять застывший жаркий воздух все равно, что месить грязь. В рекламе при сдаче квартиры указывают (например): две комнаты и сквозняк. Два сквозняка (есть и такое) – почти невозможная роскошь. Сквозняк – кондиционер бедных. Галина мама говорит: – А мы думали, что c собой брать. Если бы я могла привезти те сквозняки, которые мы имели в Бендерах, мы были бы здесь шикарные люди.