Место, где зимуют бабочки

Салли обещал Луз приглядеть за домом, пока она ездит. Он открыл парадную дверь, и сердце его заныло. Дом пуст… Здесь больше нет Эсперансы и никогда больше не будет. И нет Луз. Укатила все же, упрямица, – как он ее ни отговаривал и как ни упрашивал, настояла все-таки на своем рискованном путешествии! Что за безрассудная девчонка! Он такой и не знал ее – настойчивой и непреклонной, своенравной и самонадеянной. Отмела все его здравые доводы, отказалась вернуться из-за поломки, завела каких-то подружек, а кто знает, на что они могут подговорить ее, страшно подумать. Утверждает, что все у нее хорошо. Да только вот хорошо ли? Что-то ему не очень-то верится. Просто не хочет она признаваться, что совершила ошибку и из чистого самолюбия продолжает упорствовать… И вот дом, к которому он так привык и где всегда ему были рады, стоит пустой и холодный… Что может быть ужаснее и больнее?.. Салли вдруг почувствовал, что в том месте, где должно биться сердце, вдруг образовалась огромная дыра. Но боже, как же она болит!

Он аккуратно сложил стопку почтовой корреспонденции на столик в прихожей. В основном рекламные проспекты и прочая макулатура. Он пересек холл и прошел в кухню, его шаги гулким эхом отозвались во всем доме. Пожалуй, именно кухня, как ни одно другое помещение в доме, пугала своей заброшенностью и нежилым духом. Когда была жива Эсперанса, здесь всегда звучала музыка, вкусно пахло едой, постоянно слышался смех. А сейчас… пусто, затхло… мертво. Душа Эсперансы навсегда покинула это место и весь этот дом. Возможно, Луз в чем-то права, когда говорила, что бабушка ее улетела на юг вслед за бабочками.

Луз! Он с силой потряс головой, прочь отгоняя от себя наваждение. Черт! Он слишком много думает о ней все последние дни. Настолько много, что почти начинает верить во все ее сказки. Он налил в лейку воды и пошел поливать цветы, расставленные по всему дому. Нельзя, чтобы любимые цветы Эсперансы засохли и погибли. Он обязан сберечь их во что бы то ни стало! И неважно, что будет в дальнейшем с ним и с Луз, с их отношениями.

Ведь он так любил Эсперансу! Эта старая женщина за все время, что они знали друг друга, не сказала ему ни единого невнимательного или недоброго слова. Да она, судя по всему, вообще не знала таких слов. Всегда встречала его с улыбкой, всегда угощала, обращалась с ним будто с особой королевских кровей. И всегда шутливо говорила ему, что главное дело ее жизни – это не дать ему умереть с голоду. Их связывала какая-то особая взаимная приязнь, особое взаимопонимание. По крайней мере, ему так казалось. Ему доставляло большое удовольствие вместе с ней ездить за покупками, подвозить ее куда-нибудь, если она просила о том. Она так интересно рассказывала ему о Луз, о той Луз, какой она была еще до знакомства с ним. Эсперанса делилась с ним всякими забавными мелочами, о которых Луз наверняка не стала бы ему рассказывать. Например, о том, как маленькой девочкой она любила петь для цветов и деревьев. Или о том, что ее любимым лакомством в детстве было мороженое. Или как она цеплялась за бабушкину руку, не отпуская ее от себя ни на минуту, после того как узнала, что умерла ее мама. И так продолжалось бог знает сколько времени.

А когда он подвозил Эсперансу из какой-нибудь их поездки обратно к дому, она, прощаясь, обязательно отпускала многозначительную провокационно-веселую шутку. Бывало, подмигнет ему и вдруг спросит: «И когда же ты наконец собираешься жениться на моей внучке?» В такие моменты он особенно обожал ее! Ведь это означало, что Эсперанса одобрительно относилась к его ухаживаниям за Луз. А ее одобрение много для него значило.

Но вот все цветы политы, он отнес лейку на кухню и снова вернулся в холл. Немного замешкался на пороге комнаты, которая, как он знал, была спальней Луз. Комната, выдержанная в сиренево-розовых тонах, конечно, больше подходила маленькой девочке. А Луз, и Салли хорошо знал это, уже взрослая самостоятельная женщина, которой – увы! – пришлось гораздо раньше положенного срока взвалить на свои плечи все бремя тяжелой женской ответственности. Он уважал Луз, уважал ее за решимость, с которой она оставила учебу и пошла работать. А ведь ей так хотелось закончить колледж, получить степень в области социальных наук и начать работать в этой сфере. Он вдруг вспомнил, как увидел ее впервые. Прислонившись к дверце своего шкафчика и упираясь одной ногой в стену, она с головой ушла в чтение какой-то серьезной книги. Ему даже пришлось трижды кашлянуть, чтобы она оторвалась от чтения. И стоило ему увидеть ее синие глаза в обрамлении черных пушистых ресниц, как он тут же понял, что все! Он утонул в них.