Место, названное зимой

Троелс вернулся, сбросил ботинки, погасил фонарь и без лишних раздумий забрался в кровать. Некоторое время он шумно устраивался поудобнее. Осмелев в темноте, Гарри спросил – знал ли он, когда предложил купить землю у Варко, что Слэймейкеры живут поблизости.

За этим последовало молчание и тяжёлый вздох, потом Троелс сказал наконец, что заметил в списке их необычную фамилию, но был уверен – это другие люди, потому что из брата фермер никуда не годный.

– Ты хотел сказать, как из меня, – тихо пробормотал Гарри, но Мунк только фыркнул.

Вновь повисла тишина, нарушаемая только тихим треском брёвен в камине, затем Троелс сказал:

– Хочешь, приду к тебе.

Его слова были так неразборчивы, что Гарри понадобилось несколько секунд, чтобы понять, правильно ли он их расслышал. Ему тут же вспомнилось всё, что произошло в отеле Мус-Джо, и боль, и бесконечное унижение.

– Мне кажется, это плохая мысль, – ответил он громче, чем собирался.

Гарри полагал, что теперь стал достаточно сильным, чтобы в случае чего дать Троелсу отпор, и напрягся в ожидании. Но тот не стал настаивать и вскоре захрапел. Гарри же ещё долго мучился бессонницей и болью во всём теле от усталости, злости на самого себя и болезненного желания.

Проснувшись от холодного сквозняка под журчащую песню жаворонка, он увидел, что печь давно не греет, а палатка открыта. Троелс забрался на телегу, чтобы получше обозреть окрестности, и смотрел в направлении дома Слэймейкеров. Хорошее настроение исчезло без следа, лицо опухло от сна. Он сказал, что нужно сейчас же выезжать, чтобы он успел на поезд.

Потом оба молчали вплоть до самой станции Винтера, где люди и повозки уже сгрудились в кучу в ожидании поезда.

– Я приеду раньше чем через год, – сказал Троелс.

– Увидишь, я не подведу, – ответил Гарри, пытаясь дружеским расположением победить его хандру. – Как увидишь Йёргенсенов, передай мой самый горячий привет.

Помахав шляпой Троелсу, уносившемуся в поезде прочь, он осознал, что сумел справиться с искушением.

В следующие несколько недель он потерял дням счёт. Если солнце было высоко, он работал, если низко, спал. Дважды безуспешно попытавшись купить припасов в жалком магазинчике Винтера в воскресенье, он завёл себе календарь и вычёркивал прошедшие дни. Чтобы не пугаться сложностью и количеством стоявших перед ним задач, составлял списки и разделял их на новые списки. Построить убежище на зиму для себя и лошадей, которых из озорства назвал Китти и Мэй в честь капризных младших сестёр Винни, было, конечно, необходимо, но всё же не так необходимо, как расчистить и вспахать первую полоску земли, чтобы посеять хоть немного овса. По поводу изгороди оказалось, что Варко огородил только одну из четырёх сторон участка, ту, с которой оптимистичные земельные инспекторы представляли себе дорогу, но где на самом деле были всё те же нетронутые прерии. Противоположная сторона ещё не была огорожена, а с боков он, должно быть, решил не огораживать вообще, предоставив это будущим соседям. Ну а потом, конечно, потерял интерес, или счёт времени, или голову, встретив свою возлюбленную. Гарри нашёл большую кучу столбов, сваленных в траву, и, проехавшись по всему участку на Мэй, лошади поспокойнее, обнаружил ещё одну кучу, сложенную на телегу в удивительно хорошем состоянии; там же он увидел два мотка проволоки и большую размокшую за зиму коробку с подковообразными скобами.

Он взял за правило каждый день первым делом вбивать по пять столбов и натягивать между ними проволоку, а только потом запрягать лошадей и приниматься за расчистку. Расчистка, как он усвоил благодаря Йёргенсену, была делом медленным, методичным: сначала следовало повалить деревья, с помощью лошадей выкорчевать пни, жечь которые было нельзя, избавиться от кустарников и камней и лишь потом пытаться пахать.

Слово «пытаться» было здесь самым подходящим. В Англии ему казалось, что это несложное занятие. Земля была гладкой, лошади, ведомые пахарем, прокладывали глубокие борозды, плуг чертил землю, разделяя на аккуратные чёрно-коричневые полоски. Здесь невозделанная земля, ещё твёрже, чем на ферме Йёргенсена, была так пронизана толстыми корнями, что даже после старательной расчистки дело продвигалось убийственно медленно. Он рассчитал, что в удачный день удавалось вспахать десять-двенадцать миль. Стало быть, в общей сложности вышло чуть поменьше акра с половиной. Под конец дня, кормя лошадей овсом и приводя себя в порядок, он изо всех сил старался радоваться тому, сколько уже сделал, и не думать, как много времени и сил уйдёт на возделывание всех ста шестидесяти акров. Когда темнело, как мог старательно точил косу о камень, но всё же раз в неделю приходилось везти её в Винтер, чтобы там наточили как следует.