Место, названное зимой

Взяв Гарри под руки, мужчина привалил его спиной к дереву, так что он увидел спокойно стоявшую рядом Мэй, жевавшую траву, до которой она могла дотянуться. Затем поднял на ноги; нуждаясь в опоре, Гарри прислонился к нему и ощутил после мокрого холода земли тепло тела и пряный запах древесного дыма. Мужчина взвалил его себе на плечо, а оттуда перебросил на широкую спину Мэй.

Висеть вниз животом на лошади было непросто, но тепло, исходившее от неё, было приятно даже в оцепенении. Крепко схватив Гарри за ремень, мужчина перекинул его ногу через спину Мэй. Гарри был уверен, что свалится и свернёт себе шею, но, словно поняв, чего от неё хотят, Мэй оторвалась от травы и подняла голову, так что Гарри смог ухватиться за гриву, в то время как его спаситель после нескольких неудачных попыток от того, что Мэй была слишком уж высокой, а поблизости не было подставки для посадки на лошадь, чертыхаясь и держась за низко нависшую ветку, наконец уселся позади Гарри. Прижавшись к нему, нога к ноге, и одной рукой сжимая вожжи, свободной он крепко держал Гарри. Цокнув языком, чтобы Мэй двинулась вперёд, он пробормотал: скоро мы будем дома! – тихим, умиротворяющим голосом, и непонятно было, к кому обращены эти слова, к кобыле или её хозяину.

Медленная поездка заняла, может быть, полчаса, а может быть, и целых два. Гарри не чувствовал времени, то погружаясь в бессознательное, то выныривая на поверхность. Несколько раз спаситель Гарри прижимал его к себе двумя руками, перекладывая вожжи из одной в другую и бормоча, что рука затекла. Без седла ехать можно было не быстрее, чем идти. Рысью, больше напоминающей галоп, Мэй, похожая на ту лошадь из Честера, которую Джек называл «диваном с копытами», вмиг домчала бы их обоих. Незаметно наступила ночь, и Гарри, ненадолго придя в себя, обнаружил, что его голова лежит на плече мужчины, глаза смотрят в звёздное небо, а мягкая борода щекочет ему ухо.

Когда он вновь открыл глаза, то увидел свет фонаря и услышал женский голос. Фигура, в которой он вскоре узнал Петру Слэймейкер, взяла Мэй под уздцы.

– Я уж и ждать тебя перестала, – сказала она брату, – собиралась доставать винтовку, чтобы в случае чего защитить свою честь, – и хихикнула.

Вскоре после этого они подъехали к дому Слэймейкеров, брат перекинул бесчувственное тело Гарри через шею Мэй. Сестра помогала ему удержаться на ногах, брат тем временем слез с лошади, потом они вместе затащили Гарри в дом и уложили в кровать. Он видел обитые досками стены, картины в рамках, чувствовал, как кто-то стягивает с него ботинки и промокшую верхнюю одежду. До самой шеи на него натянули одеяло, настоящее лоскутное одеяло, чуть пахнущее лавандой и летом. Петра Слэймейкер коснулась его лба худощавой рукой, сунула ему градусник под язык. Пока ждала, держала его запястье и считала пульс, внимательно глядя на карманные часы. Вынула градусник, посмотрела температуру, поднесла стакан воды к его губам.

– У вас сильный жар, мистер Зоунт, – сказала она ему. – На рассвете Пол приведёт сюда вторую лошадь и привезёт ценные вещи. А пока отдыхайте. Спите.

Глава 21

Гарри не мог сказать, сколько времени его не отпускала лихорадка, но, когда пришёл в себя, они сказали ему, что два дня он был в опасности и бредил, а потом ему стало легче. День, ночь, жара и холод – всё смешалось в его сознании; его мучили мрачные сны, сменявшиеся неясным бредом, в котором за ним охотился Троелс Мунк со своими братьями, гнался с собаками и ружьём наперевес по пустынному Кат-Найфу, то заваленному снегом и освещённому луной, то палимому беспощадным солнцем. Медленное выздоровление и постепенное осознание того, что за ним не охотятся, а, наоборот, заботятся о нём, стало началом дружбы.

Он, несомненно, много говорил в беспамятстве, но первые слова, которые он сознательно произнёс, были такими:

– Вы очень добры ко мне.

Петра Слэймейкер вытирала его лицо и руки полотенцем, смоченным тёплой мыльной водой. Мыло пахло кедром или ещё каким-то деревом, совсем не так, как шероховатые кусочки, какие ему давали Йёргенсены. Она помолчала, выкручивая полотенце. Потом сказала:

– С возвращением. Вовсе я не добрая, просто донельзя прагматичная. Слышите этот звук? – Она пощёлкала пальцами у его уха.

– Да.

– А этот? – Она пощёлкала у другого.

– Да.

– Хорошо, – сказала она. – Часто переболевшие лихорадкой глохнут на одно ухо. В первую ночь у вас был такой жар, что мы уж думали посылать за священником! Как вы себя чувствуете?

– Есть хочется.

Она рассмеялась.

– Уверена, что и пить тоже.

– Да.

– Сейчас принесу вам бульон.

– Мне надо вставать.

– Зачем? Вам нужен горшок? Он здесь.

– Нет, но… мне нужно кое-что сделать.

– В ближайшее время вы ничего не сможете делать, – она вздохнула. – Вы слишком слабы.

– Но…

– Пол привёл вторую вашу лошадь, погрузил вещи на телегу и привёз сюда на ней. Так что если палатку и найдут, не утащат ваши сокровища. Вы любите читать?

– Да.

– Можем обмениваться книгами.

– Это хорошо. Мои мне уже начали надоедать.