– Похоже, да. Ее взяли сегодня рано утром. Подробностей пока не знаю, но раз взяли, значит, есть улики. Не надо никому пока говорить. Вообще никому.
– Да, конечно… Странно, что этот милицейский майор ничего не сказал мне.
– Скажет, – Лунек усмехнулся, – сообщит в официальном порядке. И еще новость. Гришечкин погиб.
– Как?! Когда?
– Вчера разбился в машине. Налетел на рефрижератор. Сразу насмерть.
– Бедный… а вообще, это странно. Он так осторожно ездил.
Подъехал лифт, из него вышла женщина лет шестидесяти. Она была ярко, небрежно накрашена, от нее за версту разило перегаром.
– Катя, вот горе-то, детка! Ну горе-то какое, а? – Она зарыдала, смачно поцеловала Катю и тут же стала стирать пальцами с ее щеки след губной помады. – Прости, деточка, я без приглашения, ты мне звонила недавно, Светку мою искала. И ничего даже не сказала, будто я чужая. А вот не чужая, всех вас помню маленькими, и тебя, и Глебушку. Мама-то здесь? А Надежда? А вы товарищ его? – Она громко шмыгнула носом и стала трясти руку Луньку. – А я ведь его во-от такусеньким помню, Глебушку. Такой был смешной, когда маленький. Ох, все они хорошие, пока маленькие. Моя вот пропала, авантюристка, ни слуху ни духу. Хоть бы позвонила матери-то, мерзавка.
– Элла Анатольевна, здравствуйте, – опомнившись, мягко произнесла Катя.
В проеме двери возникла улыбающаяся Маргоша.
– Кать, ну ты где? Валера, вы уже отчаливаете? Счастливо.
– Маргошка! – накинулась на нее Элла Анатольевна. – И ты здесь! Слушай, где Светка-то моя? Вы ведь вроде вместе собирались куда-то в субботу. Светка сказала… – Нет, мы не встретились, – быстро произнесла Маргоша и тут же спохватилась:
– Ой, я же там кофе варю! Убежит! – Она бросилась назад, в квартиру.
«Странно, – подумала Катя, – я ведь спрашивала ее о Свете Петровой, она сказала, что не знает такую…»
Лунек попрощался и уехал.
– Пропала Светка-то моя, – быстро заговорила Элла, – ни слуху ни духу. Я уж прямо не знаю, что и думать. Времена-то какие кошмарные, вон, Глебушку убили, я как услышала, мне аж плохо стало. Всех обзвонила, никто ее, гулену мою, не видел. Мне Галя Зыкова про Глеба сказала. Ну, помнишь Галю? Она вроде здесь должна быть, говорила, что приедет на похороны. Она и адресок ваш продиктовала. Я в церковь-то не успела, на кладбище решила не ехать, боялась, не найду, опоздаю, а помянуть-то надо. Как же мне Глебушку-то не помянуть? Я ж его во-от такусеньким… – Элла вытащила из потертой сумки пачку дешевых сигарет, стала щелкать зажигалкой.
Катя заметила, что руки у нее дрожат.
– А когда именно Света пропала? Когда вы ее видели в последний раз?
– В субботу поздно вечером. Главное дело, ушла, сказала, вернусь часа через два. И нет до сих пор. А сегодня понедельник. Да чего ж мы с тобой на лестнице стоим? Надо выпить за упокой души… «Сейчас она напьется еще больше, и я ничего не вытяну из нее про Светлану, – подумала Катя, – хотя зачем теперь? Если арестовали Ольгу, то все вроде бы ясно. Я ошиблась. Света Петрова здесь вообще ни при чем. И моя глупая поездка на рынок не имела смысла. Все сходится. Ольга звонила мне, говорила гадости, она же сунула магические предметы в подушку. Возможно, она и бомжихой переоделась. Я ведь ее никогда не видела. И правда, зачем заниматься частным сыском, таскаться по рынку „Динамо“, бегать за Бориской-помоечником, когда на это есть милиция?»
На Катю вдруг навалилась тяжелая, смертельная усталость. Хотелось побыть одной, не возвращаться в квартиру к гулу разговоров, мельканию лиц.
– Элла Анатольевна, вы заходите, я сейчас, – сказала она, открывая дверь и пропуская в дом возбужденную нетрезвую женщину.
Поднявшись на один пролет. Катя встала у окна, на площадке между этажами.
Конечно, многое не сходится. Остаются белые пятна. Не ясно, например, зачем понадобилось этой Оле вытягивать из Кати деньги? Кто подложил лифчик в карман халата уже после убийства? Почему Маргоша не сказала, что общается со Светой Петровой?
Катя поймала себя на том, что вопросы эти мелькают в голове как бы помимо желания, сами собой. Разве ее дело искать ответы? У нее впереди столько других дел, проблем, разговоров. Театр, труппа, дележ имущества… Ладно, надо идти к гостям. Она все-таки хозяйка, невежливо стоять на лестнице, когда дом полон народу.
В прихожей Константин Иванович надевал плащ на свою бывшую жену. Надежда Петровна, бледная, вялая, с опухшими красными глазами, попыталась изобразить подобие улыбки.
– Поеду я, деточка. Устала.
– Я отвезу ее и вернусь, – сообщил Константин Иванович.
– Да, мне надо лечь, побыть одной, – кивнула тетя Надя.
Тепло попрощавшись с родственниками, она вошла в гостиную. За огромным столом народу осталось уже не так много. Тостов никто не произносил, велись тихие разговоры, среди гостей были люди, которые не виделись много лет, и сейчас им интересно пообщаться друг с другом, поделиться воспоминаниями, рассказать про подросших детей, состарившихся родителей и вообще – как жизнь складывается.