Он не был мусульманином, не верил ни в каких богов, кроме первых, но в тот день с ним что-то произошло. Возможно, предки с янтарными глазами, некогда обитавшие в той же пустыне, воззвали к нему из других миров. «Мы бездельничаем, — сказал Умар брату. — Нам нужна империя». Аднан глянул на него, как на сумасшедшего, но кивнул. Братья отправились в Алжир, и ни один из них об этом не пожалел. Удача улыбалась им не всегда, но Аднан, принимая решение, стоял насмерть, а рядом всегда был младший брат, преданный друг и советник. Умар без колебаний уступил корону, о которой никогда не мечтал. Отказался от места наследного принца. Он не хотел власти. Свобода для него была в разы важнее, и Аднан это понимал. Телефонный звонок в начале десятого вечера мог означать только одно: дело срочное.
— От еды и вина ты отказался. Что насчет кофе?
— Фруктовая вода — в самый раз.
— Жаль. Айша варит его как настоящая волшебница.
— Ты предлагаешь мне кофе, сваренный женщиной? Я больше не заслуживаю братской любви?
Аднан расцеловал гостя в обе щеки и занял соседний стул, поставив перед собой крохотную чашечку с кофе.
— У меня целых три жены. Должны же они заниматься чем-то, кроме рукоделия.
— А у меня до сих пор ни одной, слава богам. Ты позвонил, и я явился на твой зов.
— Я отвлек тебя от чего-то важного?
— Разве что от планов, которые пришлось отложить на завтра. У Брике появилась новая девушка. Европейка. Судя по всему, из Дании или из Норвегии. Восхитительные светлые волосы, в которые она может укутаться, ярко-голубые глаза. И все формы на месте.
Сделав глоток кофе, Аднан кивнул.
— Деревенская. У них бедра шире, чем у городских, и грудь больше. Жаль, что они не обучены манерам. В противном случае за них бы платили так же хорошо, как и за городских.
— Я ее не на прием к королю Иордании веду.
— Надеюсь, ты получишь удовольствие. — Хозяин вновь поднес чашку к губам. — Мне нужен совет. Это касается Ливия.
— Где он, к слову? Я не встречал его с тех пор, как он навестил меня наутро после знаменитого ужина. Ругался, на чем свет стоит. Не помню, когда в последний раз видел его таким злым.
— Именно об этом я и хочу с тобой поговорить. Ты должен сказать ему, чтобы он оставил Фуада Талеба в покое. Вы близки. Он доверяет тебе. В твоем присутствии он показывает свое настоящее лицо. Проявляет эмоции.
Умар налил себе воды из графина и выпил ее в несколько больших глотков.
— Ты сам дал ему право на то, чтобы пролить кровь. Не без условий, но дал. Сукин сын убил его женщину и забрал его корону.
— Я ошибся.
— Ты признал свою ошибку? Пойду проверю, не пошел ли снег.
Аднан махнул на него рукой, допивая кофе.
— Я ошибся, — повторил он. — Он убьет Фуада Талеба, а потом порешит половину города. Ты знаешь Ливия. Останавливаться вовремя он не умеет. Он вообще не умеет останавливаться. Я думал, что за эти десять лет в нем что-то изменится. Что он станет другим. Успокоится. Перестанет выхватывать нож по малейшему поводу. Больше не будет резать языки тем, кто говорит с ним без должного уважения. И что же я увидел, Умар? Он изменился. Стал более замкнутым и злым. Если бы я не вмешался, он убил бы Фуада в собственном доме у меня на глазах. Раньше я с трудом мог найти на него управу, а теперь это просто-напросто невозможно. Я по-прежнему люблю его как сына, но не позволю разрушить то, что так долго строил. То, что строили мы, ты и я, если хочешь.
Умар наблюдал за братом, подперев голову рукой. Аднан откинулся на спинку стула и сцепил пальцы на животе, созерцая пустую кофейную чашку. За последние несколько лет он постарел, хотя до сих пор держался молодцом, но огонь, горевший в нем в те дни, когда они боролись за место под солнцем, начал угасать. Они работали на износ, отказывая себе практически во всем. Стоит ли удивляться, что у брата больше нет сил?
— Я всегда говорил тебе правду, Аднан. А сейчас она необходима как воздух. Ты делал все для того, чтобы обрезать мальчику крылья. Бил его по рукам, когда он проявлял инициативу. Отчитывал при всех за малейший проступок. Он уважает тебя, но это уважение основано на страхе. Страх должны испытывать наши враги. Ты говоришь, что любишь его как сына, но разве ты когда-нибудь проявлял эту любовь?
— Я воспитывал в нем ответственность. Это то, что необходимо мужчине. И моему сыну. Что до уважения — не думаю, что в словаре Ливия Хиббинса есть такое слово. Он плюет и на гражданские законы, и на законы криминального мира. Он чуть было не повесил Тарека Бадара на оливковом дереве в саду Брике только потому, что этот извращенец умыкнул очередную шлюху. Выколол глаз Али Малуфу за то, что тот якобы слишком долго смотрел на Эоланту. А если я начну перечислять искалеченных им мужиков, которые приглядывались к Гвендолен, то наберу больше десяти. Корона вскружила ему голову.