Ливий направился к стойке, мысленно проклиная румына за чрезмерную подозрительность. Официантка с улыбкой указала на телефонный аппарат. Халиф поднял трубку и набрал номер снятого Змеем дома. Гектор присел на высокий табурет и с рассеянным видом потряс стаканчик с зубочистками.
— Да, — отозвались на другом конце провода.
— Это я. Планы изменились. Вы будете работать без меня.
— Что? В каком это смысле — изменились? И что значит «без тебя»?
— Мистер Минц любезно согласился нам помочь, и за это он получит пятьдесят процентов от каждой сделки.
— Пятьдесят процентов?! — завопил Северин. — Ливий, ты перегрелся на солнце?! Или кто-то держит у твоего виска пистолет, заряженный храмовым серебром?!
— Прекрати истерику, Змей. Я все объясню, когда мы снова встретимся. Недели через две.
— Скажи, что у тебя все в порядке с головой, Халиф. То есть, с головой у тебя не все в порядке, это я знаю, но скажи, что сейчас ты…
— Я дам ваш адрес людям мистера Минца, они навестят вас, и вы обговорите детали. — Ливий посмотрел на Гектора, и тот кивнул. — Принимайтесь за работу как можно скорее.
— Под какой сосной искать твою могилу? Ни на что не намекаю, спрашиваю на всякий случай.
— Под той, на которую укажет хваленая интуиция Сезара Ноймана.
— Передай Гектору Минцу, чтобы оставил там опознавательный знак, а то мы перекопаем весь лес. Должны же мы похоронить тебя с почестями на земле твоих предков под Флоренцией.
— Обязательно передам. У меня сломалась машина, я оставил ее километрах в пяти от кафе, где он назначил мне встречу. Сделай одолжение, забери ее. Вторые ключи у тебя есть. И посмотри, что с чертовым двигателем.
Северин шумно выдохнул и чиркнул спичкой.
— Ты уверен, что она сломалась? Или ты снова забыл ее заправить? Как насчет того, чтобы иногда поглядывать на приборную панель?
— Я залил полный бак. Прекрати, Змей. Целую вечность назад я впервые сел за руль и забыл заправить машину, такое может случиться с каждым. Никто не виноват в том, что это была твоя машина. Скажи «спасибо», что я ее не разбил.
— Ох спасибо! Может, было бы лучше, если бы ты ее разбил и хорошенько приложился головой. И твои мозги встали бы на место. Ладно. Не знаю, что ты задумал, но чувствую, что не отступишься. Это все распоряжения — или буду еще?
— В моей сумке есть маленькая записная книжка с телефонными номерами. Когда вернешься домой, набери последний. Это леди, которая подвезла меня до кафе, ее зовут Августина.
— Передать ей, что ты просишь прощения за то, что не явишься на назначенное сегодня свидание, и подарить от твоего имени цветы?
Ливий посмотрел на Гектора, который продолжал перебирать зубочистки.
— Она была навеселе, я за нее переживаю. Представься и спроси, как она добралась.
— Что?! Господи, ты серьезно? Ты попросил у пьяной бабы номер телефона только для того, чтобы спросить, как она добралась?! Ладно, я понял. По дороге вы выпили вместе, и теперь ты порешь несусветную ерунду. Но если серьезно, все будет хорошо, а?
— Обещаю. И веди машину осторожнее. Если на ней будет хотя бы одна царапина, я тебя придушу.
Интерлюдия. Умар. Настоящее
Весна 1977 года
Алжир
Умар Саркис сидел за невысоким круглым столом в гостевой комнате дома своего брата Аднана. На ужинах, которые тот организовывал для подопечных каждую неделю, он бывал редко: путешествия и тюрьма приучили его к сдержанности в еде и выпивке, а большие скопления людей он на дух не переносил. На столе, накрытом белоснежной скатертью, стоял графин с фруктовой водой в окружении шести стаканов. Слуги, знакомые с привычками Умара, лишних вопросов не задавали. Если господин отказывается от еды, значит, повторять просьбу не следует. Либо он не голоден, либо держит один из многочисленных постов, к которым привык еще с молодости. Когда-то он держал их вынужденно, потому, что им с Аднаном было нечего есть. Позже, отсидев свой первый срок и прочитав несколько религиозных трактатов, узнал, что посты очищают тело и душу, придавая физических, эмоциональных и интеллектуальных сил. В честь тридцатого дня рождения Умар совершил визит в Мекку, в течение двух недель путешествовал по пустыне без пищи и воды, и понял, что трактаты не лгали. Посетив Каабу[1] и вернувшись домой, он чувствовал себя так, будто родился заново, и даже взял второе имя — Мухаммад.