Место полного исчезновения: Эндекит

— Я предлагаю, — вмешался самый опытный из бунтарей, для которого это был уже второй бунт в тюрьме, — по-тихому взять больничку, тем, кто пойдет на БУР, дать „колеса“ и „ширнуться“, а уж потом им будет „море по колено“. Они разорвут БУР на части.

— Заметано! — согласился Вазген.

— Может быть, — осторожно вмешался „смотрящий“, не следует убивать надзирателей, а взять всех в заложники? Кровь рождает ответную кровь.

— Можно еще пойти работать, — злобно ответил Вазген, — поступить на службу режиму. Стать „сукой“ и „прессовать“ братву, которая готова лучше на смерть идти, чем склонить голову перед „ментами“.

— Я этого не говорил! — обиделся „смотрящий“, встал и вышел из барака.

Братва молча и долго смотрела ему вслед.

— Гнилой зуб лучше удалять! — наконец заметил один из приближенных Вазгена, прибывший вместе с ним. — Чтобы голова не болела.

На этом „военный совет“ завершил свою работу.

До намеченного для бунта срока оставалось менее двух суток.

„Смотрящий“ был недоволен своим срывом на „военном совете“. Его многие из авторитетов поддерживали, надо было найти путь к сердцу и остальных.

„Не о том мне надо было говорить!“ — раздосадованно думал „смотрящий“.

Но „после драки кулаками махать“ — поздно…

Если бы Дарзиньшу сейчас и сказали о готовящемся бунте в вверенном ему исправительно-трудовом учреждении, то он вряд ли адекватно отреагировал на это сообщение.

Погруженный в любовь с Ольгой по самую макушку, он утонул в ее объятиях, и единственным его желанием было вновь и вновь обладать великолепным телом Ольги.

Дарзиньш пил пригоршнями витамины, заготовленные на целый год. Как ни странно, но они помогали. Никогда еще Дарзиньш не чувствовал себя так хорошо и не ощущал себя столь сильным мужчиной.

— Ты поднимешь и мертвого! — ласково» шептал он Ольге, целуя ее тело в разные нежные места. — Какая ты!

— Воспринимаю это высказывание как твое посмертное завещание! — смеясь откликалась Ольга.

— Будет исполнено? — шутил Дарзиньш.

— Можешь не сомневаться! — уверяла Ольга.

Уже третий день Дарзиньш почти что не вылезал из кровати, не в силах оторваться от источника своей последней любви.

И он все пытался вспомнить имя французского короля, который на старости лет женился на молоденькой красотке и тоже не вылезал из постели, требуя от врачей, чтобы они готовили ему отвары, восстанавливающие мужскую потенцию.

Правда, Дарзиньш, не помня имени французского короля, хорошо помнил, что обессиленный король вскоре скончался, не выдержав соревнования старости с юностью.

Ама не появлялась в доме, проявив поистине интеллигентскую деликатность. Она жила в юрте возле своей главной березы для камлания, по ночам, чтобы не замерзнуть, залезая в меховой спальный мешок, потому что резко континентальный климат при дневной жаре в тридцать градусов ночью спускал столбик термометра до плюс пять, что в неотапливаемой юрте ощущалось, и даже очень.

В ночь перед началом бунта Дарзиньш внезапно проснулся, словно его какая-то сила подтолкнула, и он резко поднялся, сев с вытянутыми ногами на постели, широко раскрыв глаза, с испугом всматриваясь в нечто, стоявшее рядом с кроватью. Сердце Дарзиньша билось с частотой до ста тридцати ударов в минуту, холодный липкий пот выступил на лице и на теле, тремор конечностей все усиливался и усиливался, а ледяной холод постепенно овладевал кончиками пальцев, грозя двинуться дальше и выше, на штурм главной цели — сердца.

Дарзиньш попытался было слезть с кровати, чтобы выпить воды и приготовленного им, на всякий случай, нитроглицерина, но не мог сделать ни единого движения, руки-ноги ему абсолютно не повиновались.

Он с трудом повернул голову, чтобы позвать Ольгу на помощь, но она спала, отвернувшись от него к стене, и храпела так, что с легкостью заглушала его слабые стоны. Она тоже утомилась, беспрерывно занимаясь любовью с Дарзиньшем, неожиданно проявившим такую любовную прыть на старости лет. И ее сейчас было невозможно разбудить даже пушками.

Ледяной холод медленно, не торопясь, двинулся на завоевание главной твердыни — сердца.

— Ама! — прохрипел из последних сил Дарзиньш, надеясь лишь на чудо.

Обещание Ольги поднять у него, мертвого, вспомнилось ему как дьявольская шутка. Умирать ему не хотелось, и он верил в чудо.

И чудо свершилось!

Дверь открылась и в комнату вошла Ама.

— Ты звал меня? — тихо спросила она, но для Дарзиньша ее голос звучал гулким колоколом.

У Дарзиньша не было сил, чтобы четко и внятно ответить, и он лишь кивнул головой в знак согласия.

Ама подошла к нему вплотную и сказала:

— Повелитель подземного мира требует взамен твоей души другую! Ты согласен, чтобы я отправила к Ерлику вместо твоей души душу Ольги? Кивни головой, если «да», и закрой глаза, если «нет»!

Дарзиньш вздрогнул. Решение было не из простых: дать согласие на смерть любимого человека было трудно, если не невозможно. Но, с другой стороны, холод неумолимо надвигался все ближе и ближе. Дарзиньш уже не чувствовал ни кистей, ни ступней. А умирать, ох, как не хотелось!

И он поспешно кивнул в знак согласия.