Место преступления

Несколько растерявшись из-за столь неудачного начала, я уткнулся носом в меню и сделал вид, будто внимательно его изучаю, незаметно поглядывая на Халину Ментиросо. По-моему, она либо села на кнопку, либо страдала несварением желудка — точно сказать не могу, ибо выражение лица с равной вероятностью указывало на обе причины. Чтобы улучшить ей настроение, я предложил выбрать закуски и все прочее. Ориентировался я при этом на самые высокие цены — подход оказался абсолютно верным: Халина сменила гнев на милость и ринулась покорять ценовые восьмитысячники.

— Прошу прощения, что организовал нашу встречу в такой спешке, — произнес я вступительное слово, — но я не хотел уезжать, не познакомившись с вами. Ваши произведения — то, что нужно нам: мне и моему издательству «Абракоптуль». Я прочитал несколько ваших книг. Их необычная популярность меня впечатлила.

— Меня тоже, — ответила Халина Ментиросо с ноткой горечи. — Быть может, объяснение следует искать во врожденной наивности женщин, связанной с бесспорным вероломством мужчин. А может, все решает высокий тираж и низкая цена. В этом вы должны разбираться лучше меня. Я согласилась сюда прийти, чтобы поесть, так что давайте не будем о том, что портит мне аппетит. Меня сегодня и без того расстроил разговор с моей несносной дочерью Анеткой. А если вас интересуют переводы, пожалуйста, позвоните в «Гарцовник-эдиторс». Всем этим занимаются они.

Я, с одной стороны, обрадовался открытию, что кроме меня на свете есть еще люди, которые знают себе цену, твердо стоят на земле и понимают, что находится как над, так и под ними, если под ними найдется что-нибудь, кроме дна. Но, с другой стороны, я ведь пришел сюда именно затем, чтобы поговорить о том, о чем она говорить не хотела. Разработка темы несносной дочери вряд ли продвинула бы дело, а потому я судорожно ухватился за прежнюю провальную тактику, вернувшись на полосу препятствий, где не далее как минуту назад потерпел фиаско.

— Видите ли, — упрямо побрел я дальше, — мне просто любопытно, как это у вас получается: вы столько пишете, и всегда об одном и том же, а, тем не менее, постоянно находите новые слова, новые фразы, не повторяетесь, и каждая история написана совсем по-другому… Ваш неизменный профессионализм, ваше уважение к читателю покорили меня с первой же страницы…

Я видел, как Халина Ментиросо пугается, впадает в замешательство, хмурит брови и смотрит на меня исподлобья. В конце концов она сказала:

— Я вам отвечу с полной откровенностью. Могу я говорить начистоту?

— Буду польщен, — выдохнул я.

— Я всегда была честолюбива и имела большой потенциал. Я хотела писать. Расти. Завоевывать признание критиков и любовь читателей. И так далее. Далее и далее. Вы понимаете?

— Ну конечно, — соврал я.

— Идею писать романы я поначалу считала удачной шуткой. Раньше я, мой муж и один из наших друзей занимались издательской деятельностью совсем иного рода: настоящей, нужной и запрещенной. Когда времена изменились — не без нашего героического участия, — мы решили и дальше издавать книги. Увы, появился свободный рынок, а вместе с ним такие неприятные вещи, как авторские права, маркетинг и конкуренция. Еще какое-то время мы неплохо с этим справлялись, издавая без лицензии иностранные бестселлеры, и тут вдруг выяснилось, что это незаконно. Издательство оказалось на грани банкротства. Эти омерзительные романчики избавили нас от катастрофы, но из-за них мы угодили в беличье колесо зарабатывания денег. Вам это знакомо?

Я честно ответил, что такой способ зарабатывания денег мне неизвестен. Халина Ментиросо с завистью вздохнула и сказала:

— Но хуже всего, господин Попидреску, было то, что из-за этих романов ко мне пристал гадкий ярлык. Это страшный жребий, признаюсь. Никто тебя не уважает, никто не делает о тебе репортажей в воскресных приложениях, никто не приглашает на программы, в которых подобострастные редакторши лижут тебе задницу. Борзописцы из самых поганых бульварных газетенок имеют наглость спрашивать, почему ты зарабатываешь на жизнь таким недостойным способом. Даже собственные читательницы не хотят тебя признавать, а если и признают, то ты не хочешь признавать их. Но, по счастью, я не сломалась, господин Попидреску. Я написала нечто такое… О, они все падут предо мною ниц! Наконец-то я продемонстрирую истинное лицо Халины Сопелькундель. Наконец-то меня будут показывать в высококультурных программах после полуночи, где можно произносить вслух «педик», «гомик» и даже такие слова, как… — И она продемонстрировала виртуозное владение ненормативной лексикой. За соседними столиками стали удивленно на нас оглядываться, но некоторые последовали примеру Халины. И все же, несмотря на свойскую атмосферу, я решил сменить тему.

— Вы сказали «Сопелькундель»? — спросил я.