Место (СИ)

Дальше — больше. Не просто «не встречаются», а и не могут встречаться, и не только на Земле — мнение, с которым Евгений уже познакомился в доносе Демушкина. Продолжительность дня и ночи прочно застряла на одном месте. На небе не удается выделить никаких источников излучения — лишь ровный серый свет, льющийся отовсюду. В эфире мертвая тишина — нет даже радиопомех. Компас не работает. Запущенные метеозонды с аппаратурой бесследно растворяются в серой пелене. Возможно, поэтому совсем нет птиц и вообще летающих существ — зато часто попадаются гады (в биологическом смысле термина). Маятник Фуко колеблется в одной плоскости. Метеоролог настаивает, что столь полное и устойчивое безветрие под открытым небом невозможно…

Постоянные наблюдения за рельсами возле того места, где вынырнули локомобили, лично и с помощью приборов. Ничего — никакой активности, никакого транспорта — свежепровалившегося или «местного». Никаких примечательных излучений или полей. Наконец — отнюдь не в первый день, вот до чего сильна инерция мышления! — Вайсбергу приходит в голову исследовать сами рельсы. До сего момента подсознательно воспринимавшиеся всеми, как единственный привычный предмет в непривычном мире… Выясняется, что сделать с ними нельзя ничего. Ни «отщипнуть» от них кусочек физически (в ход идут все средства, от алмаза до взрывчатки), ни воздействовать на них реактивами. У них нет магнитных или электрических свойств, они не видны в рентгеновском диапазоне, их нельзя нагреть или охладить… Строго говоря, граница между ними и окружающим воздухом вообще не является четкой. На этой границе конденсируется влага; химический анализ показывает, что это обычная вода.

И, естественно, ни у кого никаких идей, как вернуться назад. Просто ездить туда-сюда по рельсам, сверкая искрами? Этого недостаточно — во всяком случае, начальные условия соблюдены не будут: сверху нет проводов, а снизу вместо «условно-бесконечных проводников» вообще черт-те что… А чувствительная аппаратура, работавшая в момент «пробоя пространства» — на основании данных которой Грибовцев и планировал обеспечить возвращение — не зафиксировала ровным счетом ничего.

Но пока им не до возвращения — и даже не до дальних поездок. Они ударными темпами строят базу, уже не боясь привлечь «потенциального противника» визгом пил и стуком молотков. Противник, меж тем, появляется. Первое нападение монстра, пострадавший Секирин — впрочем, пустяки, царапина, подоспевший на крики механик Дергач успел застрелить тварь. Томильский, однако, опасается возможности заражения. Приказ Грибовцева — по одному и без оружия в лес не ходить даже по нужде. По ночам из леса доносятся стоны, вопли и еще более жуткие звуки. Хотя все члены экспедиции — идейные материалисты, это не лучшем образом отражается на их моральном духе — особенно в сочетании со всем прочим. Секирин начинает жаловаться на зуд и ломоту во всем теле. Томильский снова обследует его, но не находит никаких признаков, указывающих на инфекцию.

Наконец база построена. Только теперь Грибовцев распоряжается об экспедиции по рельсам — один локомобиль едет впереди, второй прикрывает на почтительном расстоянии, но без потери визуального контакта. Обнаружение трамваев (тогда их, конечно, было меньше). «Явные следы агрессии неизвестных существ», обнаружены изувеченные человеческие останки и старые пятна крови. Локомобили объезжают вагоны по земле и следуют по рельсам дальше — до самого их конца. Видят то же, что более полувека спустя увидит Евгений. Исследования, замеры, попытки копать. Результат нулевой. Поездка в обратную сторону. Стена. «Возможно, что мы находимся в замкнутом пространстве, не исключено что даже созданном искусственно…» Попытки определить верхнюю границу стены радаром. Безрезультатные.