Когда дочери еще не исполнилось и трех лет, произошел несчастный случай. Во время занятий с детьми она была в бассейне. Каким-то образом она поскользнулась, или кто-то толкнул ее, и ударилась головой о бетонный выступ. Когда ее вытащили из неглубокого бассейна, у нее, прямо на руках инструктора, начался приступ. Через несколько часов она лежала в кровати, пощипывая вишневый мармелад, немного квелая, но в целом в порядке. Все надеялись, что этот страшный случай был единичной реакцией на ушиб головы. Однако пару недель спустя, в середине занятия, на котором обучали правильно причесываться, она упала на пол среди сверстников и забилась в судорогах. Проведя исследование, врачи заключили, что ее мозг был необратимо поврежден в результате несчастного случая. В Программе не мог находиться ребенок-эпилептик. Появились бы изъяны в отчетах, что в дальнейшем исказило бы отчеты. Главнейшей их целью было создание идеальных германцев. Дочь Каты таковой уже не являлась, поэтому ничего поделать было нельзя.
К счастью, один из лечащих врачей сжалился и предложил забрать ребенка к себе в семью. Вскоре началась вторая война, и доктор уехал со своей семьей в Америку. Ходили слухи, что у его жены были евреи в роду, а он не смог перенести расставания с ней и своими биологическими детьми. Дочь Каты уехала с ними. Больше Ката о ней ничего не слышала.
Раньше ее приводило в бешенство то, насколько равнодушно персонал Программы стер ребенка из своих записей и из истории отчизны. Сейчас же, оглядываясь назад, она с некоторым злорадством констатировала, что ее ребенок в итоге оказался победителем. Ей не пришлось жить среди того, что видела Ката. С тихой мстительностью она представляла себе, как ее дочь танцует под «Горниста буги-вуги»[41]
и смотрит на Бинга Кросби[42] на киноэкране. И те милые фиалковые глаза весело поблескивают в свете рамп, и в них нет страха, в них нет Германии. Если бы только она могла еще раз взглянуть на это лицо. Ката была уверена, что узнала бы ее, хоть ей и было уже семь лет.Встретив этого мужчину, она внезапно забеспокоилась о ребенке, которого пыталась выбросить из мыслей и не видела уже несколько лет. Могли ли эти припадки сделать слепой и ее дочь? Она надеялась, что нет. Но если и так, то стоило посмотреть на этого мужчину – сына атлета и еврейки. Он не обладал какой-то сильной генеалогией. И все же здесь, в Америке, он превзошел свой биологический недуг и слагаемое генов своих предков. Сердце Каты преисполнилось надеждой за свою дочь, за себя.
До Яна у нее случилось четыре выкидыша. Но никто из девушек Программы не знал, что в собственной истории болезни Каты были несколько лет безуспешных попыток зачатия. Она переехала в более крупную клинику в Штайнхеринге, чтобы принять участие в экспериментальном лечении бесплодия СС. И это сработало. Это стало еще одной причиной, почему было невозможно не любить сына как своего собственного – она добилась его появления тяжелым трудом.
– Вы все еще от них… страдаете? – спросила она, осознав на середине вопроса, что воспоминания ослабили ее защиту.
Он покачал головой.
– Последний эпилептический припадок случился незадолго до полового созревания, и больше ничего сильнее дрожи у меня не было.
Она ему завидовала. Даже сейчас ей приходилось сжимать руки в кулаки, чтобы преодолеть нервную дрожь. Она с трудом сглотнула и повторила заученный вопрос мужчины из билетной кассы:
– У вас семья или друзья в Бо-стэне?
Его правая бровь удивленно приподнялась. Она что, неправильно произнесла?
– И то и другое, – ответил он и стукнул по полу тростью с веселым щелчком. – И самые важные из всех – это мои жена и сын. Я езжу в Нью-Йорк по делам раз в месяц.
Слепой бизнесмен.
– И чем же занимаетесь?
Непривычное «ж» вышло по-немецки грубым – «ше». Ката мысленно поправилась – «жжже».
Он не заметил. Да это и не имело значения – он ведь уже заметил, что она немка. Теперь ей просто нужно было скрывать свое преступление.
– Обучающей литературой.
Она нахмурилась, радуясь, что он не мог ее видеть. Литература была развлечением, хобби, способом оживить разговор с собеседником-мужчиной: «Мужчинам нравятся женщины, которые могут потешить их умы и тела», – учили ее более опытные девушки Программы. Но бизнес?
– А что насчет вас… чем вы занимаетесь? – спросил он.
– Детьми.
Тут она могла сказать правду.
– О! – Его глаза расширились, он поводил взглядом над ее головой. – Прошу меня извинить. Я полагал, что женщина, путешествующая в одиночестве, не замужем… – Он снова пристукнул тростью, на этот раз с укором в свой адрес. – Старомодное предположение. Сегодняшние женщины строят военные самолеты и руководят заводами! Моя собственная жена всю войну работала в «USO»[43]
. Я ее почти не видел… ну, я ее вообще не видел, но вы понимаете, о чем я.Он мягко улыбнулся, и Ката увидела, что каждая его мысль о жене приятна, несмотря на отсутствие зрения.
– Значит, Господь наградил вас детьми, – продолжил он, все еще улыбаясь. – Моего сына зовут Ральф. Ему на прошлой неделе стукнуло шестнадцать – уже почти взрослый. А вашим сколько?