Я достаю ручку из сумочки и небрежно расписываюсь на последней странице.
– Вот, – говорю я, возвращая ему бумаги.
– Наверное, пришло время прощаться? – спрашивает Льюис.
Я киваю, поднимаю свой чемодан, а затем протягиваю ему ожерелье с его перстнем.
– Прощай, Льюис.
– Не уходи вот так, – говорит он.
– Мне больше нечего сказать.
И я ухожу прочь, в дальний угол вокзала, где нахожу место и утыкаюсь лицом в ладони.
Я никак не могла предвидеть подобного. Никогда!
Я долго размышляю о мужчине, которого оставила в Нью-Йорке; мужчине, который так отчаянно любит меня. С Льюисом я провела всего одну ночь. Наши отношения были всего лишь мимолетным ухаживанием, дополненным письмами и безотчетным страхом войны. Было ли это в самом деле? А с Сэмом у нас все было по-настоящему. Крепким. Долговременным. Как же глупо с моей стороны, что я этого не видела. И вот теперь я сижу в одиночестве на железнодорожном вокзале.
Я выхожу наружу и поднимаю глаза на облачное сиэтлское небо, затем изучаю здания, выстроившиеся вдоль холмистой улицы, которая ведет вниз к Пьюджет-саунд[66]
. О, Сиэтл, я всегда буду любить тебя, но для меня здесь ничего сейчас нет, уже нет. Мама, да. Я бы написала ей. Я бы рассказала про Сэма; она бы, конечно, полюбила его. Мы бы пригласили ее в Нью-Йорк после свадьбы. Я бы показала ей статую Свободы. Эльза бы скучала по мне, но она сейчас занята своим мужем и двумя детьми, мальчиками-двойняшками. Я улыбаюсь про себя. Я поеду домой, в Нью-Йорк. Я поеду к Сэму.Я бегу к билетной кассе. Следующий поезд до Нью-Йорка отправляется через час. Я покупаю билет.
– Извините, мисс, – говорит мужчина за стойкой. – А разве вы только что не приехали из Нью-Йорка?
– Да, – отвечаю я.
– И уже едете обратно? Так скоро?
Я киваю и улыбаюсь.
– По всей видимости, иногда нужно проехать через всю страну, чтобы разобраться в своих чувствах.
Он пожимает плечами и возвращается к своей работе, и в этот момент я вспоминаю про телеграмму. Я так сильно была сбита с толку, увидев Льюиса, что совсем о ней забыла. Я вытаскиваю конверт из сумочки и снова смотрю на него. Возможно, Льюис хотел, чтобы новость настигла меня в Нью-Йорке, а телеграмму переправили в Сиэтл. Хочу ли я вообще читать ее? Хочу ли я снова пережить боль от его ухода? Я хочу выбросить его с мусорную корзину по дороге, но вместо этого решаю отогнуть край конверта. Прочитав первые несколько слов, я теряю дар речи.
«ВЕСТЕРН ЮНИОН»
«Дорогая Роуз.
Я сестра Сэма Джерхарта, Джейн. Он рассказывал мне о тебе до того, как сделал тебе предложение. Он говорил, что встретил самую чудесную девушку и что ты мне полюбишься. К несчастью, в тот вечер, когда ты уехала на поезде, его такси сбил грузовик, и Сэм погиб. Я убита горем, и, уверена, ты тоже. Мне очень жаль».
– Нет! – кричу я, а затем крик переходит в глубокий гортанный плач. – Нет, только не Сэм. Только не Сэм.
Телеграмма выскальзывает у меня из рук и падает к моим коленям.
Мама достает носовой платок и слегка касается своих глаз.
– Ты уверена, что готова вернуться в Нью-Йорк? Ты, наверное, ужасно переживаешь.
Она не хочет со мной расставаться. Да и я не хочу уезжать. Я лишь знаю, что уже пора. Сестра Сэма, Джейн, предложила отдать мне некоторые вещи Сэма, да и я скучаю по энергетике большого города. Быть может, я даже запишусь в вечернюю школу и воплощу свою мечту написать роман.
– Мама, пожалуйста, – говорю я. – Не плачь. Все будет хорошо. Я буду звонить тебе каждое воскресенье. Буду писать тебе.
Она кивает.
– Да. Я знаю, что будешь. Ты ведь теперь взрослая женщина. Нечего мне беспокоиться о тебе.
– Вот и правильно, – произношу я с улыбкой.
Я должна быть сильной за нас обеих.
Я целую ее в щеку и поднимаюсь в вагон. Я думаю о Грейс и нашей беседе длинною в целую страну, пока пробираюсь в вагон-ресторан и заказываю клаб-сэндвич и кока-колу. Вспоминаю, насколько запутавшейся была, насколько неуверенной. Я достаю из сумочки набор для письма и пишу ей письмо.