— Бывает, — согласился Румянцев. — Люди вообще смертны, но, наверное, лучше умереть, а вернее, погибнуть одержимым идеей и во имя этой идеи. — И подумал: «А собственно, зачем я спустился в каюту? Напиться чаю, а еще зачем?» — Вот что, голубчик, — обратился он к вахтенному офицеру, — прикажите поднять сигнал: «Поворот все вдруг».
— Есть, поднять сигнал «Поворот все вдруг», — повторил вахтенный офицер и закричал: — Сигнальщики!.. Поворот все вдруг!
— Есть, «Поворот все вдруг»!
В воздух на фале взлетели три комочка, развернулись, и на ветру затрепетали три флага, означавших сигнал: «Поворот все вдруг». Тотчас же на эсминцах подняли ответные флаги: «Понял, приступаю к исполнению».
— Лево руля! — скомандовал Румянцев.
«Ну наконец-то, — облегченно подумал старпом Пологов. — А то устроили говорильню на мостике, когда обед давно уже готов. Перекипит борщ, в рот ведь не возьмешь. А эти, — передразнил он, — «единство душ», «побудительные причины»… Тьфу…» Он выпятил грудь и сделал вид, что чрезвычайно заинтересовался, как эсминцы выходят в поворот.
— Одерживай.
— Есть, одерживать.
— На румбе? — спросил Румянцев.
— На румбе…
— Так держать.
— Есть, так держать.
«Так зачем же я все-таки спустился в каюту? — опять подумал Румянцев. — Напиться чаю…»
— Вот что, голубчик, — сказал он, обращаясь теперь к старпому Пологову, но имея в виду и вахтенного офицера, — поднимите сигнал: «Команде обедать!» А то борщ может перекипеть… Ведь может, а?
— Так точно.
— А знаете, я, пожалуй, сегодня отобедаю в кают-компании, — сказал Румянцев и вдруг вспомнил, зачем он еще спускался в каюту: «Ах да, хотел подумать над письмом Ольге. «Ольга Александровна» — это еще все-таки не наступило. «Оленька» — это, к сожалению, давно прошло. Значит — Ольга. Ах да, Ольга. И не письмо написать, какое к черту письмо в качку, я просто хотел о ней подумать наедине. Как, что? Милая Ольга… Да, именно — милая Ольга! Нет, голуби, я все-таки отобедаю у себя».
— Я уже распорядился поставить вам прибор, — тем не менее сказал Пологов.
«Ни хрена ты, голубчик, не распорядился еще, — подумал Румянцев и был не прав: Пологов на самом деле послал рассыльного в кают-компанию, чтобы там готовили прибор командиру. — Ну да бог с тобою».
— Все-таки отобедаю у себя, — миролюбиво промолвил он.
— Как вам будет угодно, — обиделся старпом Пологов.
— Ладно, голубчик, не сердись. Я на самом деле устал и хочу побыть один.
Он отпустил старпома Пологова и старшего штурмана обедать, сам стал к ветровому стеклу и начал наблюдать за головным эсминцем: тот шел красиво, словно бы откинувшись назад, как человек, когда он преодолевает сопротивление ветра; из-под его скул вылетали клубы пены и почти достигали ходового мостика, и порой казалось, что эсминец погружается в воду, но он всякий раз выскальзывал на новый гребень, резал его надвое и сам опять проваливался в бездну.
«А что, спросил я тогда Ольгу, счастлива ли она в замужестве? — подумал Румянцев и вдруг понял, что если спросил, то это унизительно для него, и мучительно покраснел. — Какое мне дело до того, счастлива ли она или несчастлива?»
— Штурман! — крикнул он, не оборачиваясь, уверенный, что второй штурман услышит его. — Прикиньте по карте, когда мы пройдем Колгуев?
Второй штурман на самом деле услышал и быстро ответил:
— Около полуночи.
— Добро. А Канин нос?
Штурман снова ответил.
«Ох, и высплюсь же я в Белом море, — устало и радостно подумал Румянцев. — Ох, и высплюсь же я…»
Отобедав, по одному на ходовой мостик стали подниматься офицеры. Румянцев дождался Пологова, сказал с кротким умиротворением в голосе:
— Присматривай тут. Я буду у себя.
На рейд Соловецких островов пришли ранним утром, бросили якорь, окатили палубу водой, и, так как был воскресный день, к Румянцеву пришли Иконников с Пологовым просить его уволить команду на берег, как говорится, согласно боевому расписанию. Румянцев, выслушав их, отказал наотрез. Он сказал им просто: «Нет», мог бы этим и ограничиться, но, заметив, как непроизвольно дрогнула бровь на потемневшем лице замполита и как обиженно поджались губы и обвисли усы у старпома, нетерпеливо добавил:
— Не думаете ли вы, что мы шли сюда только для того, чтобы устраивать экскурсии? Ближе к девятнадцати мы снимемся с якорей и уйдем в Кандалакшскую губу. А если кто-нибудь из ваших экскурсантов не вернется на борт к этому времени, что тогда прикажете делать?
Довод был убедительный, и Иконников со старпомом Пологовым смутились и начали говорить в свое оправдание, что, дескать, все-таки место-то историческое, монахи и все такое прочее, ну и само собой — крепость и фортификации, это тоже стоило бы осмотреть в воспитательных целях.