Место встречи изменить легко

Она кинулась прочь из этой кухни, прочь из этой квартиры, толком даже не закрыла за собой дверь, скатилась по лестнице, вылетела во двор, пронеслась мимо бдительных пенсионерок, проводивших ее удивленными взглядами, едва не своротила гипсовую урну, чуть не наступила на хвост скромной полосатой кошке, невозмутимо шествовавшей по своим кошачьим делам, и наконец налетела на какую-то женщину с собакой.

— Смотреть надо, куда идете! — недовольно выпалила та и попыталась отстраниться. — Господи, Жанка, это ты? Что с тобой? Да на тебе просто лица нет!

Жанна перевела дыхание и вгляделась в незнакомку.

Незнакомка оказалась вовсе не незнакомкой, а очень даже знакомой, более того, лучшей Жанниной подругой, той самой Ириной Снегиревой, выгуливающей кокер-спаниеля Яшу. Яша дружелюбно залаял, попытался лизнуть Жанну и окончательно запутался в своем поводке.

Он был от природы очень приветливый и общительный пес, а Ирининых подруг просто обожал. Правда, самой большой его любовью пользовалась не Жанна, а Катя Дронова. У Яши с Катериной было удивительное родство душ. Особенно их роднило то обстоятельство, что оба любили поесть, и Катя никогда не забывала принести Яше что-нибудь вкусненькое.

— Что с тобой такое? — повторила Ирина, распутывая поводок, которым Яша умудрился обмотать ноги им обеим. — У тебя такое лицо, как будто ты только что увидела тень отца Гамлета. И вообще, как ты оказалась в нашем дворе?

— Бу-бу-бу, — ответила Жанна.

То есть она, разумеется, хотела сказать другое, но зубы у нее стучали, и поэтому все слова выходили нечленораздельными.

— Вот что, Яша, — твердо проговорила Ирина, разобравшись с поводком, — придется нам сократить сегодняшнюю прогулку.

Она решительно ухватила подругу за локоть и потянула ее через двор к своему подъезду. Яша понуро семенил следом. Он был ужасно недоволен таким ограничением своих собачьих прав. Ему полагалось еще как минимум пятнадцать минут прогулки, но как пес здравомыслящий он не мог не признать, что хозяйка настроена весьма серьезно и спорить с ней сейчас — дело бессмысленное.

Ирина втащила вяло сопротивляющуюся Жанну в подъезд, втолкнула в лифт, проволокла по коридору квартиры и усадила за кухонный стол. Здесь она еще раз внимательно посмотрела на подругу, после чего поставила перед ней высокий стакан из темного стекла и вытащила из шкафчика неприкосновенный запас — бутылку французского коньяка, предназначенного именно для таких экстренных случаев.

— Пей! — приказала она.

Жанна трясущейся рукой ухватила стакан, в который Ирина плеснула приличную порцию, и выпила одним махом.

От горячей волны, прокатившейся по телу, сразу стало легче.

— Нет, почему мне так не везет! — сложила Жанна первую вполне связную фразу.

— Так, уже лучше, — одобрила Ирина. — А теперь рассказывай!

Ксенофобия Никитична Непросыхаева вернулась с прогулки в дурном настроении. Причина ее нерасположения заключалась в том, что на улице она встретила старинную приятельницу Нюру Мухоморову. И если бы просто встретила! Так нет же — Нюру подвез ее старший внук Платон, с шиком подкатил прямо к подъезду. Да еще помог выбраться из машины и донес пакеты с продуктами до самого лифта!

Разумеется, Мухоморова взглянула на приятельницу свысока. Выглядела она в эту минуту как раздувшаяся от тщеславия индюшка.

Где же социальная справедливость? Почему у одних и любящий внук с машиной, и новая электрическая кофеварка, а у других ничего, кроме престарелого мопса?

При этом Ксенофобия Никитична как-то не принимала в расчет, что сама в свое время не захотела заводить детей — не хотелось возиться со всеми этими пеленками, подгузниками, погремушками… Покойный муж, большой начальник, не имел дома права голоса, слово Ксенофобии было решающим.

В довершение ко всему Нюра царственно кивнула Непросыхаевой и величественно проговорила:

— Здравствуй, Ксеня!

И ведь прекрасно знала, что Ксенофобия Никитична не выносит, когда ее называют таким вульгарным уменьшительным именем.

Родители дали ей удивительное имя Ксенофобия, не зная, что оно означает. Оно показалось им красивым и значительным. И мадам Непросыхаева всю жизнь втайне гордилась этим редким именем и не любила его сокращать.

Словом, она вернулась с прогулки в дурном настроении.

На площадке седьмого этажа она полезла в сумочку за ключами, но непослушный мопс потянулся к соседской двери и возбужденно залаял.

— Что тебе, Максюша? — недовольно проговорила Ксенофобия Никитична. — Я знаю, что ты его не любишь!

Она и сама не любила своего соседа Цыплакова.

Хотя видимых причин для этого, казалось бы, не было.

Цыплаков был вежлив, всегда первым здоровался с пожилой соседкой, придерживал дверь подъезда, помогал донести сумки с продуктами, даже поздравлял иногда с Новым годом и Восьмым марта…

Но именно это в нем и раздражало! Его вежливость казалась Ксенофобии показной и нарочитой. Если человек так вежлив, значит, он что-то скрывает и втайне замышляет пакость. Человек бесхитростный, ничего не скрывающий должен быть мрачным, неулыбчивым и хамоватым.

С таким глубоким убеждением прожила свою долгую жизнь Ксенофобия Никитична.