Место встречи изменить легко

Ее единственный спутник жизни, верный мопс Макс, чувствовал неодобрительное отношение хозяйки и поэтому всячески демонстрировал неуважение к соседу.

Вот и сейчас он зашелся перед дверью Цыплакова истерическим лаем.

— Прекрати, Максюша! — Хозяйка еще раз попыталась призвать его к порядку, но мопс не унимался. Лай постепенно перешел в зловещий вой.

Ксенофобии Никитичне стало как-то не по себе. Не то чтобы она была суеверной и считала, что собачий вой непременно сулит несчастье. Нет, просто сами звуки, которые издавал Максюша, проникали за шиворот, расходились неприятной волной по позвоночнику и вызывали к жизни какие-то древние инстинкты.

— Что ты, Максик, — боязливо проговорила она и вдруг заметила, что дверь соседа приоткрыта.

Дальше сработал инстинкт еще более древний и мощный, чем страх.

Проснулось все то же неистребимое женское любопытство.

Ксенофобия Никитична ни разу не была в квартире соседа. Она пыталась проникнуть в нее, пользуясь разными предлогами — то случайно залетевшим в ее ящик письмом, то неожиданно понадобившейся солью. Но подлый Цыплаков ни разу не пустил ее дальше порога.

А взглянуть на его жизнь Ксенофобии ужасно хотелось.

И вот наконец такой подходящий случай.

Она открыла дверь шире, заглянула внутрь и негромко позвала:

— Владимир Васильевич! У вас дверь не заперта!

Вполне возможно, она не рискнула бы пойти дальше, но неугомонный Макс все решил за нее. Он резко вырвал поводок из рук хозяйки и умчался в глубину соседской квартиры. Ксенофобии Никитичне ничего не оставалось, как шагнуть вслед за ним на запретную территорию.

Квартира Цыплакова ей ужасно не понравилась.

Ксенофобия любила натертый воском паркет, чешские обои в крупный цветочек, бархатные портьеры… Здесь же были плитка, ровные, безо всякого рисунка, стены, металл и стекло.

Однако рассмотреть все ей не удалось.

Откуда-то из глубины снова доносился заунывный вой Максюши.

Ксенофобия Никитична прибавила шаг.

И оказалась на кухне.

Цыплаков полусидел в некрасивом металлическом кресле. У ног его жутко завывал несчастный Макс. На голове у соседа был прозрачный полиэтиленовый пакет.

В первый момент Ксенофобия Никитична вообразила, что это такая глупая шутка. От этого Цыплакова можно было ждать чего угодно, так что она даже не слишком удивилась такому мрачному юмору. Но вскоре ужасная истина открылась во всей своей очевидности.

Помог ей открыться все тот же Максюша.

Увидев, что хозяйка здесь, а значит, поддержка ему обеспечена, он перестал выть, подскочил к ненавистному соседу и куснул того за ногу в клетчатой тапочке.

Цыплаков не пошевелился.

Только теперь Ксенофобия Никитична поняла, что он мертв. Иначе быть не могло: зубки у ее обожаемого Максюши чрезвычайно острые, ей ли не знать, и кусается он больно.

Осознав этот непреложный факт, Ксенофобия здорово перепугалась.

Скажем прямо, ей не так уж часто выпадало находить трупы соседей. Не говоря уже о том, что попасть в число подозреваемых ей вовсе не улыбалось. А еще эти следы Максиных зубов на ноге покойника…

Но уже в следующую секунду она вспомнила эту омерзительную женщину у дверей соседа. Наглая, отвратительная особа! Чего стоит одно ее малиновое пальто! Недаром Максюша сразу ее невзлюбил. Собака прекрасно разбирается в людях, ее не обманешь фальшивыми улыбками. А еще эта особа с угрожающим видом говорила насчет какой-то статьи какого-то кодекса. Вот кто действительно метит в подозреваемые!

Вот о ком нужно немедленно сообщить компетентным органам!

Ксенофобия Никитична ловко ухватила поводок и поволокла Макса подальше от нехорошей квартиры.

Дома, заперев дверь на все замки, она почувствовала себя намного лучше. Теперь, когда и она, и ее Максик в безопасности, можно было приступить к поимке преступницы. Ксенофобия набрала телефон полиции и заговорщицким голосом произнесла:

— Приезжайте немедленно! Убийство! Совершено лицом женского пола в малиновом пальто!

В отличие от деловой и энергичной Жанны Катя Дронова проснулась чрезвычайно поздно. Впрочем, так же поздно она просыпалась вчера, и позавчера, и третьего дня. Как представитель свободной профессии, она пребывала в непоколебимой уверенности, что творческим натурам ни к чему подниматься ни свет ни заря. Самыми любимыми у нее были вечерние часы — именно их она обычно посвящала работе.

Правда, когда дома был любимый муж профессор Кряквин, она вставала значительно раньше, чтобы приготовить ему завтрак и проводить на работу. Но это случалось не слишком часто, поскольку профессор, страстно влюбленный в Африку, большую часть времени проводил в дальних экспедициях. После одной особенно долгой экспедиции Кате даже пришлось поставить вопрос ребром и настоять, чтобы муж прекратил столь дальние поездки. И это удалось: профессор перестал ездить в Африку, но по-прежнему время от времени отбывал в разные европейские и американские университеты — читать лекции и выступать с докладами.

Вот и сейчас он находился в отлучке, а Катя, пользуясь этим, отсыпалась в свое удовольствие.

Она блаженно потянулась, перевернулась на бок и представила, как сейчас славненько позавтракает…