Место встречи посещать нельзя

На первый взгляд следователь Коршунов показался всем троим легким и приятным в общении человеком. У него была густая шевелюра вьющихся и тщательно уложенных волос. Нос картошкой и пухлые губки бантиком. Казалось, что это очаровательный и мягкий человек. Но уже первый его вопрос полностью разрушил первоначальное представление о нем.

Коршунов не стал долго ходить вокруг да около и сразу же выложил друзьям то, зачем он хотел их видеть.

– Вы трое подозреваетесь в отравлении заслуженной артистки Елены Лукошкиной. А убили вы ее с целью завладения ценностями, хранящимися в комнате убитой.

Сказал и с нежной улыбкой стал наблюдать за эмоциональным откликом всех троих. Это уже потом друзья поняли, что такова была метода работы этого человека. Сперва огорошить внезапной новостью подследственного, а потом посмотреть, как он станет реагировать.

В данном случае реакция трех друзей следователю понравилась, хотя они этого и не поняли.

Лицо у Коршунова сделалось чуть более строгим. Это уже потом друзья узнали, что чем более мягким и расслабленным выглядит следователь, тем больше имеется опасений у подозреваемого опасаться его. И напротив, с людьми, ему лично симпатичными, Коршунов изъяснялся короткими рублеными фразами и чуть ли не нахмурив брови. Такой это был человек, но все это друзьям еще предстояло узнать.

А пока что они в полнейшем недоумении таращились на следователя, пытаясь понять, в каком месте они могли вызвать такие его подозрения.

Первой очнулась Фима:

– Разве у нее были ценности? Мы не знали.

– Если бы и были, она бы их при себе не держала. Наверняка отдала бы все свои ценности этой ушлой Светлане, как и квартиру и все прочее свое имущество.

– Вот у Светланы и спрашивайте!

– Но Светланы во время вашей маленькой посиделки не было в вашей компании.

– Так и вино она могла прислать Леночке заранее.

Коршунов нахмурился:

– А откуда вам известно, что убитая была отравлена и что яд находился в вине?

– А что же еще? Сидели мы вместе, бок о бок. Ели и пили тоже вместе. Вернее, мы с ребятами съели по куску торта с чаем, а вот Леночка от чая отказалась, она бисквит вином очень даже обильно запивала. Значит, что? Значит, отрава была в вине, а не в торте.

– К тому же за торт мы ручаемся. Мы его все вместе в «Севере» купили. При нас чек пробили. И он был совсем свежий.

Коршунов почесал кончик носа:

– А откуда у пострадавшей вино, она вам не говорила?

– Сказала, что это подарок поклонника.

– Так и сказала?

– Да. Не Светлана подарила или другая женщина, а поклонник. В мужском роде.

– Понятно, – кивнул Коршунов. – Что еще можете вспомнить? Что вообще привело вас в гости к артистке?

– Вам в подробностях?

– В мельчайших!

Пришлось снова начать рассказ про дедушку Степана, с которым их бабушка твердо вознамерилась воссоединиться после своей предполагаемой кончины. Сколько же еще раз им придется пересказывать эту историю!

– И так как могилка принадлежит Степану – брату Елены Лукошкиной, мы к ней и приехали. Ну, чтобы поговорить про дедушку с близким ему человеком.

– И как? Получилось?

– Честно говоря, не очень. У нас сложилось впечатление, что старушка порядком выжила из ума. Своего брата, к примеру, она совсем не помнила!

Коршунов с удовольствием хохотнул:

– Меня это нисколько не удивляет!

– Вы нашли ее медицинскую карту с диагнозом? – спросил Саша. – У Лукошкиной была деменция?

– Нет! Лучше! Мы проверили ее по отпечаткам пальцев. И знаете, что получилось? Лукошкина-то была вообще не Лукошкина!

– Это как? Вместо Лукошкиной с нами разговаривала какая-то ее подруга? Нет, не может быть! Нам на нее указала администратор Дома ветеранов сцены. И другие обитатели, когда проходили мимо, вежливо здоровались и называли Елену по имени.

– Вернее, они все звали ее Леночка.

– Но это потому, что Лукошкина сама требовала, чтобы к ней именно так и обращались.

И друзья уставились на Коршунова в ожидании объяснений.

– Дело в том, что подмена была осуществлена гораздо раньше. И случилось это больше шестидесяти лет назад.

– Ого!

– Именно тогда судимая за убийство своего сожителя Зина Птаха стала законопослушной Леной Лукошкиной.

И Коршунов принялся рассказывать о событиях более чем полувековой давности с таким энтузиазмом, словно они случились только на днях: