Местонеимение. Сборник рассказов

– Девочка, девочка, – звал меня, смотрел на меня и – видел меня. Я сжалась под кустом. И что за иноземная тоска была в его глазах? Его руки дрожали. Он что-то шептал, что-то похожее на «я так люблю крыжовник, я люблю крыжовник, жасминовая девочка». Ветер замер. Полдень замер. Мир – притих. И надо всей этой недвижностью существовали только его содрогающиеся руки. Мраморные руки, развязывающие пояс плаща. И – он распахнул. Его руки так тряслись, что полы плаща ходили волнами. Плаща, плаща… палача, плача. И он разверз передо мной всю свою откровенность, всё своё откровение. Коричневый нагой человек. Я полностью вышла из-под скрывавших меня побочных теней. Жалкая звёздообразная тень. Мы стояли друг перед другом. Я видела нагого человека. Он плакал. Он плакал, стискивая край плаща – его и без того бескровные пальцы стали ещё бумажнее. Бабочка, раскрывшая крылья и не желающая их складывать. Он плакал. Мне вдруг стало очень холодно. Я понятия не имела о том, что увидел он. Какой была я? Как он меня разглядел? Что ты видел, коричневый человек? Ты плакал, да, но – что ты видел? Ты видел, что я тоже? Чем мы были в тот момент – не знаю, но я абсолютно уверена, мы были. Друг перед другом. Тень и обнажившийся. Вздрагивающий дует страха.

<в пятый день>

Я буду много писать о ночных улицах. Не стоит ставить мне это в упрёк. О чём ещё может сложить свою историю тень? Рыба в воде…

Но если взглянуть с другой стороны, то с Колей мы познакомились именно днём. Жирно прорисованные тенюшки раззебривали дорогу. «Ты молодец, малевич утра» – подумала я, перескакивая одну из них.

– Николя, чё ты там ваяешь в этом блокноте?

Николя что-то урчит и заполняет убористым почерком пару строк.

– Я критикую, не ваяю. Помнишь тот фильм? Ну как это не помнишь? Сенсация недели. Да, ну и что…ну и что, не смотрит она это. Короче, я записываю то, что мне там не нравится: все их ошибки и прочее. Да-да, в этот блокнотик.

– Ну и зачем это тебе?

– Я так учусь.

– Чему?

– Понимать.

– Понятно.

У Коли очень подвижное лицо. Точнее одна его часть: брови. Скорее всего эти метаморфозы можно объяснить нервным тиком, но всё равно довольно забавно. Они дергаются помимо его воли: в самые неподходящие моменты приближая мимику Коли к какому-нибудь диснеевскому созданию.

А познакомились мы с ним днём, да. Я стояла в саду, а сад стоял вокруг меня. И вдруг ко мне прилетело яблоко. «Ну ничего», – подумала я. «Ньютоновские деревья». И тут повторилось – я заметила человека, прячущегося напротив, в смежном саду. У него были пшеничные до плеч волосы и танцующие брови. Он смеялся.

– Прости, – крикнул он. – Я бы швырнул ещё пару, но мне пора – учёба. Он махнул сумкой, споткнулся и вихрем умчался из сада. Кажется, что даже листва взбаламутилась. Но это мне только кажется. Я тогда ещё ничего не знала…

_________

С. видел меня. С. видел ту меня, которую я сама боялась увидеть. Мы гуляли с ним по пыльным улицам Мнемозиры. С. мучился аллергией на тополя, поля, ля-ля и прочие прелести.

А карманы его пальто мучились количеством засунутых в них салфеток. Мы шли (да, это мой лейтмотив). Но иногда со мной, конечно же, случалось. В таком случае С. делал вид, что ничего не происходило. И действительно, он просто принял это. Так мне казалось. (Опять казалось?). Я бежала рядом – тенью. Путалась в длинных ногах С. А он пропускал волосы между пальцев, сочинял для меня истории. Истории о людях, залезающих в бетонные коробки, о людях, бьющихся головой о бетон и о людях, в конечном счёте, разбивающих свои головы.

– Ты писала когда-нибудь на заборах? Всякий бред там…

С. остановился у покорёженных зелёных зубьев. Я замерла рядом с его ботинком. И вдруг материализовалась.

– Нет.

– Меня всегда забавляло, что как только берешь маркер в руку, идеи – бум – и пропадают напрочь. И остаётся только одна. Народная, так сказать. В один слог.

С. достает маркер и задумчиво разглядывает забор.

– Господи, Лилия, не смотри на меня так! Я не собираюсь писать это.

– Да я разве говорю что-то.

– От тебя это исходит, – он по-кошачьи щурит глаза, присаживается на корточки, откинув полу пальто. Я смотрю как его бледная рука с проступающими венами выводит знаки, которыми школьник именует злосчастную систему координат. И, наконец, – буква в шляпке, и, наконец, самый влиятельный звук.

– Вы что тут устроили! – что-то всполохом вылетает из зазаборного дома. Дама в красном плаще, дама с красным лицом. Она кричит, она машет руками. Одним своим щупальцем тянет С. за пальто в сторону, где (как ей кажется) должно существовать нечто вроде правосудия. С. хохочет, я же теряюсь и стараюсь уйти.

– Вам что, больше заняться нечем? Лучше бы полезное что-то делали.

– И что в вашем понимании есть полезное?

– Уж явно не это!

– Да это наверняка самое большое происшествие в вашей жизни.

– Ты это мне сейчас сказал?