Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба

Дьявол: А как насчет того, что они всегда бесстрашно встречали свой смертный час и всегда были готовы к смерти?.. Как насчет их безупречного поведения на плахе ли, в тюрьме ли, или на свободе?.. Как насчет их бесконечных молитв, которые они пели с утра и до утра? Постоянного чтения и толкования Евангелия? Помощи бедным или надежде на скорое возвращение Христа?

Лютер: С каких это пор ты начал работать в адвокатской конторе, бес?

Дьявол: С тех самых пор, как догадался об одной вещи, касающейся в первую очередь тебя.

Лютер: Неужели? И что это?

Дьявол: Я думаю, что это зависть.

Лютер: Что?.. Зависть?.. Но какого черта!

Дьявол: Такого, что эти ваши анабаптисты вполне свободны и при этом свободны даже перед лицом смерти, тогда как вы навсегда привязаны своими условностями этого мира, ко всем этим «делай так», «не ходи туда», «если – то», и тут вы, конечно, ничем не лучше католиков, которые тоже чувствуют в глубине своего сердца зависть к тем, кто бесстрашно смотрит в будущее, не боясь ни оскорблений, ни меча, ни клеветы… Как уж тут не позавидовать!

Лютер: Закрой свой поганый рот, бес!.. Если бы ты внимательно читал Писание, то знал бы, что Господь заповедал нам отдавать Богу Божье, а Кесарю кесарево, и тот оскорбляет величие Всемогущего, кто сомневается в Его мудрости и порядке, который Он установил. И когда мы слышим презренные оскорбления, которые позволяют себе эти отщепенцы в адрес Церкви или правительства, то рука сама тянется к мечу, и ты чувствуешь, что Небеса трубят в твою честь, а поверженный враг истекает у ног твоих кровью!

Дьявол: А я и не знал, что ты такой кровожадный, доктор.

Лютер: Когда речь идет о божественном порядке, который следует оберегать каждом христианину – тогда хороши все средства…

Дьявол негромко, ивесело смеется.

Лютер: Я сказал что-то смешное?.. Может быть, поделишься со мной?

Дьявол: Я просто вспомнил вдруг одного юношу, которому для того, чтобы разговаривать с Христом не были нужны ни правительство, ни армия, ни пышные богослужения, и который готов был отдать свою жизнь Господу, лишь бы Тот не оставлял его.

Лютер: И кто же это был, такой прыткий?

Дьявол: Это был ты, Лютер.

Лютер: Я?.. Вот так новость!.. А ты не забыл, случайно, что того Лютера уже давно нет, потому что если бы он здесь был, то, боюсь, он бы устроил такую неразбериху, что Небесам стало бы жарко!

Дьявол (негромко, подходя к Лютеру, с несвойственной ему мягкостью.): И все-таки он здесь, Мартин… Он всегда здесь, рядом с тобой… (Оглядываясь.) Ты слышишь?.. Это он. Совсем близко.

Мракокутывает сцену.

Одновременно раздается гром и вспыхивает далекая молния.

Глухоеворчаниенебес.

Гроза медленно уходит, оставляя склонившегося перед иконой Спасителя Лютера.

12.

Длится пауза, в завершение которой из тьмы появляется Дьявол.

Медленно подходит к неподвижному Лютеру. Остановившись, прислушивается.

Дьявол: Э-э, да ты, никак, плачешь… Вот насмешил, так насмешил!

Лютер: Сгинь! (Отвернувшись и вытирая слезы.)

Дьявол: Вот уж будет мне сегодня развлечение, когда я расскажу в Преисподней, как каменный наш Лютер обливался слезами и все никак не мог остановиться!.. Так что произошло?

Лютер: Тебе не понять, бес.

Дьявол: Ну, конечно! И что же мне не понять, милый?.. А-а!.. Может, то, как ты однажды обманул евреев?.. Сначала притворился их другом, просил их комментировать трудные места священного писания, а потом набросился на них, словно бешеный зверь, оглашая окрестности ругательствами, которые, наверное, не слышали даже грузчики в порту!

Лютер (глухо.): Они отвергли Сына.

Дьявол: Поэтому надо было смешать их с дерьмом и отравить им жизнь?.. Странная логика, Мартин!

Лютер: А я повторю тебе еще раз, бес – они отвергли Сына.

Дьявол: А мне кажется – дело обстоит немного по-другому, Мартин. Сначала ты думал, что с концом папской власти, евреи немедленно побегут креститься, тогда как на самом дела ни один из них даже мысли не допускал поменять Талмуд на Новый завет. Это значит, что они отвернулись не от Нового завета, к которому они никогда не питали теплых чувств, но от тебя, Мартин, справедливо полагая, что от тебя хорошего ждать не приходится. И когда ты это понял, то обида стала нестерпимый, а гнев незрячим.

Лютер: Возможно, я был тогда не совсем в себе.