Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба

Дьявол: А между прочим, я тоже бывал на местах сражений, на разных полях, в долинах и замках… Ах, какое же это поучительное зрелище! Лежат как братья. И никто не гневается, никто не кричит, никто не надсмехается, как примерные ваши ученики.

Лютер: Ты врешь, собака! Врешь! Я никогда не учил их грабить и убивать!

Дьявол: Неужели?.. А разве это не ты благословлял их своими речами о том, что они свободные дети Неба, которым все позволено?.. Почти десять лет ты говорил им это с амвона, и вот когда пришло время экзамена, ты с честью его сдал, да и они, конечно, тоже… Сто тысяч человек! Сто тысяч человек, прежде чем уйти в Преисподнюю, посылают тебе последнюю благодарность и последний привет, прежде чем навсегда скрыться в адском огне!

Лютер: Ты врешь!

Дьявол: Ах, Мартин, Мартин… Сто тысяч человек, которые погибли, разорваны на куски, проткнуты копьями, повешены вдоль дорог. Не всякий великий полководец может похвастаться таким уловом!

Лютер: Сгинь!

Дьявол подходитк шахматному столику. Откуда-то из мрака раздается заунывное пение – не то гудит ветер, не то причитают плакальщицы.

Дьявол: Ты слышишь? Слышишь? (Прислушиваясь.) Это стонут души убиенных тобой, Мартин. Когда-то они доверились тебе, в надежде, что ты знаешь, куда надо идти, но ты завел их в такую трясину, из которой, пожалуй, выбраться вряд ли когда-нибудь станет возможным. Вот почему я с чистой совестью и в здравом уме делаю сейчас этот ход, который приближает ко мне обещанное Всемогущим. (Передвигает на шахматном столике фигуру.)

Лютер (глухо): Проклятье!..

Мрак заливает сцену.

11.

Дьявол опускается в кресло.

Длится долгая пауза.

Наконец, Дьявол нарушает молчание.

Дьявол: Знаешь, Мартин, если бы я умел петь, то несомненно спел бы тебе колыбельную… Но, к несчастью, я не знаю ни одной колыбельной песни, да и с музыкой у меня отношения что-то не сложились. Поэтому давай лучше вернемся к нашим баранам, тем более что проклятое время несется, сломя голову, и не думает останавливаться…(Понизив голос.) Надеюсь, ты понимаешь, что уже проиграл все, что только можно было проиграть? Теперь тебе следовало бы сохранить гордость и достоинство, потому что ничего другого у тебя, увы, уже не осталось… Но прежде всего, несколько вопросов

Лютер: Что тебе еще надо, бес?

Дьявол: Скажи мне, Мартин, как это так получается, что люди, которые называют себя «христианами» ведут себя хуже зверей лесных, не останавливаясь ни перед чем, лишь бы досадить посильнее своему ближнему?.. Ответь мне, доктор, если можешь.

Лютер: Есть разные – и такие, и такие, и такие, но всегда следует помнить, что перед всеми ними открыты пока еще ворота в Царство Небесное.

Дьявол: Ты опять хитришь, доктор. Разве я спросил тебя про Царство Небесное? Я спросил, почему вы христиане бываете хуже зверей, в чем легко убедиться, зайдя на Болотную площадь, где жгут и отсекают головы несчастным, которых они называют еретиками!

Лютер: Если ты говоришь о тех, кого вы называете анабаптистами, то они получают только то, что заслужили.

Дьявол: Ты, вероятно, плохо осведомлен, доктор. Впрочем, это и не удивительно, поскольку человек всегда ищет, прежде всего, знакомого и избегает неизвестного.

Лютер: Что ты там бормочешь?

Дьявол: С вашего позволения, я вспоминаю один день, точнее одно утро и большое поле, по которому бежали, спасаясь, несчастные. Это были анабаптисты, с вашего разрешения, и я не знаю, сколько их было, пятьсот или тысяча, или десять тысяч, а за ними скакали на своих откормленных конях воины курфюрста, и уж они-то не оставили после себя ни женщин, ни детей, ни стариков. А я стоял, слыша свист мечей и почему-то подумал о том, что будь я властью, я бы не медля ни одной минуты запретил бы само имя «христианин» в память обо всех убитых, сожженных, повешенных, и обезглавленных, из чьих тел можно было бы сложить Пиренеи или Альпы.

Лютер (кричит): Они были преступниками!

Дьявол: Дети?.. Или женщины?.. Или, может, беззубые старики? (Понизив голос). Рассказывают, что курфюрст выгнал на улицы весь город, чтобы он смыл кровавые следы, оставшиеся после побоища.

Лютер: Они были преступники, черт бы тебя побрал!

Дьявол: И чем же они так провинились, что для их вразумления потребовались меч и удавка?

Лютер: А ты не знаешь?.. Или это не они публично отрекались от князя и государства? Или не они отказывались признавать правительство?.. Не они воротили нос от присяги, частной собственности и брака?.. И разве не они приводили всем этим к подстрекательству к мятежу, за что им полагается справедливое наказание?