Мне не хочется этого признавать, но слова инквизитора очень, очень похожи на правду. Болезненную, неприятную... но все же правду.
— Если вы беспокоитесь о последствиях для вас, — Ливе перемещается к другому моему плечу и становится напротив окна, — то уверяю: мы вас защитим, убережем от кровной мести... ну или как это называется в здешних краях? Я даже скажу больше: мы поручимся за вас перед Высшим Советом и поможем поступить в Метафизический Университет... вы ведь хотите этого, не так ли?
Я долго молчу, переваривая и анализируя услышанное. Не нужно быть гением, чтобы понять, насколько это предложение соблазнительно. Отомстить Конфуцию за то ночное избиение, заручиться поддержкой инквизиции и под их опекой поступать на метафизика... Очень заманчиво. И, наверное, любой другой принял бы это предложение, практически не раздумывая.
Но затем перед глазами встает образ Фан Лина, лежащего в койке лазарета. Его слова, сказанные мне, когда я принялся извиняться и благодарить его за тот героический поступок...
Подписав бумаги, обличающие лорда Минэтоко, я предам не только старика, но и всех остальных. Фан Лина, Элейн, Лиару, Хи Лийона, миледи Кьяльми, Кайядана и еще десятки людей, что желали мне только добра. Людей, что видели во мне — и, наверняка, продолжают видеть — шанс на переход к лучшей жизни. Людей, что верят в меня.
Так почему же мне самому в себя не поверить?
— При всем уважении, господин инквизитор, — стискивая зубы, наконец решаюсь я, — я понятия не имею, о чем вы говорите. Лорд Минэтоко не обучал меня игре в шахматы и всему такому.
Формулировка расплывчатая, но, по сути, я даже не соврал. По крайней мере, шахматам он меня точно не обучал. Да и те математические «темы», что мы с ним разбирали, я по большей части знал. А что не знал — то быстро вспоминал.
Инквизитор возвращается к креслу напротив меня и, хмурясь, садится за стол. Очевидно, он был уверен в другом ответе с моей стороны.
— Мистер Грэй, — произносит он с холодком. — Вы хорошо подумали?
— Зачем мне хорошо думать, если я говорю чистую правду? — бесстрашно глупо парирую я. — Лорд Минэтоко тут абсолютно не при чем.
— Тогда кто, если не он? Кто обучил вас игре в шахматы?
И вновь я медлю с ответом. Что мне делать? Сказать, что я научился сам, подсматривая за другими? Или признаться, что этому я научился в прошлой жизни? Интересно, свод законов Альянса Доминионов предусматривает подобные ситуации? А, может, мне следует просто молчать, высоко вздернув подбородок?
После долгих размышлений я все же решаюсь ответить:
— Видите ли... Я недавно потерял память, и ничего не помню о своей... предыдущей жизни. Если меня кто и обучал шахматам, я не вспомню этого при всем желании.
Ливе глядит на меня с огромным подозрением. Складывается ощущение, что не поверил ни единому моему слову. Скорее всего, я и сам не поверил бы этому, будь я сейчас на его месте, а он на моем.
— Вы осознаете, мистер Грэй, — чуть растягивая слова, говорит он, не сводя с меня взгляда, — последствия этого вашего решения?
Я осторожно киваю.
Инквизитор чуть подергивает плечами, как бы говоря «ну, как знаешь».
— Тогда подпишите здесь. — Ливе достает из шляпы лист бумаги, разворачивает его и протягивает мне, а следом и чернильницу с пером.
— Что это? — с легким вздохом уточняю я.
— Документ, подтверждающий признание о том, что вы играли в шахматы без чьего-либо подстрекательства.
Я выбиваю кончиками пальцев легкую дробь по столешнице. Сердце тревожно подпрыгивает в моей груди.
— Позвольте спросить, могу ли я...
— Вы ничего не можете. Подписывайте.
От недавнего благодушия инквизитора не остается и следа. Я пробегаюсь взглядом по документу, чтобы убедиться, что мне не подсунули договор на кредит с месячной ставкой в триста процентов — хотя, возможно, даже это было бы лучше, чем признание в игре в шахматы. Тяжело вздохнув, я вывожу в нижнем правом углу красивое «лорд Грэй» и сегодняшнюю дату.
Лицо инквизитора озаряется шальной ухмылкой.
— Отлично, — произносит он, забирая у меня бумагу. — А теперь...
Его слова тонут в грохоте шагов со стороны коридора. Мы с Ливе синхронно оборачиваемся к двери ровно в тот момент, когда та распахивается, предъявляя нам силуэт взмыленного и запыхавшегося лорда Минэтоко-Конфуция.
— Ничего не подписывай! — орет он мне с порога, потрясая посохом и начиная марш к столу, за которым мы сидим. — Ничего не подписывай без моего... — Конфуций осекается, видя подписанную бумагу в руках Ливе. — Ты уже все подписал, да?
Я угрюмо киваю.
Конфуций переводит взгляд с меня на инквизитора, потом обратно, и спрашивает:
— И... что именно ты подписал?
Я откидываюсь на спинке кресла и произношу, глядя в сводчатый потолок, что успел стать мне родным:
— По всей видимости... свой смертный приговор.
Глава 14
Все-таки судьба, эта эксцентричная паршивая сучка, знает толк в иронии.