Характерной особенностью счастья любящего является также совершенно необычное «пребывание» счастья в нем. Оно как бы поселяется в нем, в сокровенном центре его существа, в его сердце. К центробежному осчастливливанию через любимого человека во взволнованности его красотой добавляется центростремительное движение. Из сердца любящего, так сказать, бьет источник счастья, изливаясь на все. Я еще не имею здесь в виду ту особенно характерную черту любви, когда последняя говорит любимому человеку, осчастливившему нас своим существованием, слово радости, когда содержание любви, ее собственная субстанция в ее доброте и теплоте по своей сути приносит радость и как приносящая радость предназначена для любимого. Я еще не имею в виду того, что проявляется в intentio benevolentiae. Я имею в виду тот поток радости любви, который изливается во всех жизненных ситуациях, во всем нашем существовании и который в определенной степени имеет характер внутренне присущего нам счастья.
Осчастливливание ответной любовью и unio с любимым: «счастливая» и «несчастная» любовь
Но в любви есть еще один аспект счастья, присущий только ей, и это – осчастливливание взаимной любовью, ответом на нашу любовь или, можно сказать и так, – осчастливливание через тот союз, которого жаждет любовь.
Мы видели ранее, что всякой любви свойствен intentio unionis. Мы видели также, что последний имеет различный характер в разных видах любви.
Но всякая любовь жаждет соответствующей ответной любви, поскольку истинный личностный союз может возникнуть только во взаимопроникающих взглядах любви. Чем больше любовь, тем сильнее жаждет она взаимности. Если любовь остается безответной, то это становится источником несчастья. Мать, любящая своего ребенка больше всего на свете, страдает, если ребенок не отвечает ей любовью. Если человек глубоко любит другого как друга, а тот равнодушен к нему, то это является источником страдания для него. Но болезненней всего такое несчастье в безответной любви между полами, где, собственно, и употребляется выражение «несчастная любовь».
Но это несчастье не отменяет счастья, внутренне присущего любви как таковой. Между нею и счастьем и несчастьем существует тесная взаимосвязь, но такая, что любящий не может по собственному желанию отказаться от любви к другому человеку или от того, чтобы тот полюбил его. Здесь следует разграничить различные стадии. Прежде всего, любовь приносит чистую радость, даже если еще нет ответной любви, однако есть все основания надеяться на нее. До тех пор пока любимый человек не уничтожает в той или иной форме надежду любящего на взаимность, любовь, беспрепятственно развиваясь, приносит счастье – даже еще нереализованное intentio unionis приносит радость. Если во взаимности отказано, однако любящий продолжает надеяться – возможно, contra spem (вопреки очевидности) – то счастье перевешивает страдание неразделенной любви. Если же исчезли всякие перспективы, то страдание может перевесить счастье в некоторых видах любви, например в любви между полами. Тогда неразделенная любовь косвенно может стать прямо-таки источником несчастья, отравлять существование. Но в нашем контексте для нас важно сосредоточиться на специфическом счастье взаимности как новом измерении счастья по сравнению со счастьем, которое дает любовь: как со счастьем, заключающемся в факте существования любимого человека, во взволнованности его красотой, так и со счастьем акта самой любви. Возьмем, к примеру, тот случай, когда любящий сначала не знает, будет ли его любовь разделенной, но и нет никаких оснований отказываться от надежд. Он испытывает вышеупомянутое счастье, которое дает любовь. Но когда его любовь разделена, добавляется еще совершенно
Мы видели, что желанный союз любви может возникнуть только при разделенном чувстве. Настоящий unio между людьми может быть реализован только во взаимопроникающих взглядах любви. Поэтому совершенно ясно, какое непостижимое счастье приносит разделенная любовь как таковая. Союз с любимым представляет собой неисчерпаемый источник счастья, несравнимый ни с каким другим земным счастьем.
Однако было бы совершенно неверно думать, что unio приносит счастье только в смысле осуществления intentio unionis, т.е. в качестве утоления некой жажды. Мы видели, что любовь не является желанием и что ее пыл и страсть не есть следствие неутоленности, уступающей место насыщению и удовлетворенности, когда желанный unio достигнут. Intentio unionis – это интерес к unio, проявляющийся как тоска по нему, пока он еще не достигнут, и как глубокое счастье в связи с ним, когда он осуществился.
Другие аспекты счастья, связанного с тем, что нас любят