Сев писать свою знаменитую Коронационную оду 1747 года, Ломоносов наметил несколькими смелыми мазками портрет Человека – скорее же, полубога – дочерью которого была взошедшая только что на престол Елизавета Петровна, и описывал удивление олимпийских богов, а также и духов природы, перед величием его дела: «В стенах внезапно укреплена / И зданиями окруженна, / Сомненная Нева рекла: / „Или я ныне позабылась / И с оного пути склонилась, / Которым прежде я текла?“». Как выяснялось чуть ниже, Нева вовсе не сбилась с пути, просто при впадении ее вод в Финский залив вырос новый град, сразу привлекший внимание «божественных наук». Петр Великий призвал их переселиться на берега Невы, и те были отнюдь не против – но злобный рок отнял жизнь у великодушного монарха. Дело его взялась было продолжить Екатерина I – но и ее жизнь досрочно пресеклась: «Но кроткая Екатерина, / Отрада по Петре едина, / Приемлет щедрой их рукой. / Ах, если б жизнь ея продлилась, / Давно б Секвана постыдилась / С своим искусством пред Невой!». Упомянутая Секвана (Sequana) есть латинизованное название реки Сены, на берегах которой стоит Париж. Что же касалось символического соперничества гениев Невы и Секваны, то в такой, привычной для поэтического искусства своего времени Михайло Васильевич выразил надежду на то, что когда-нибудь Петербургу удастся встать на равных с Парижем, а то и превзойти его по части развития наук и искусств.
Следует обратить внимание на то обстоятельство, что идею соперничества с Францией, принадлежавшей к числу лидеров цивилизованного мира той эпохи, Ломоносов решил выразить в торжественной, широко развернутой оде. Дело в том, что ода рассматривалась теоретиками классицизма как едва ли не самый возвышенный жанр литературного творчества, деля эту честь разве что с трагедией. Одним из основоположников оды был писавший примерно за сто лет до Ломоносова французский поэт Франсуа де Малерб, давший в своем творчестве классические образцы ее разработки. К числу излюбленных тем Малерба было воспевание абсолютизма, в котором он видел залог поступательного развития державы. По сравнению с этой высшей ценностью, все остальное отступало в тень: даже религия была для Малерба не более чем официальным вероисповеданием, полезным для сплочения нации. Сходный пафос одушевлял и Ломоносова, бывшего истым державником. В истории русской литературы тот жанр, в котором он отличился, получил образное наименование «государственной оды». Вступив в соревнование с французским классиком на его, так сказать, территории и выйдя из такового с честью, русский поэт мог надеяться на то, что пойдя по намеченному им пути, отечественная литература сможет вскоре сравниться с французской – а может быть, когда-нибудь и затмить ее.
Преемственность между обоими поэтами, французским и российским, не составляла секрета для современников Ломоносова и даже подчеркивалась ими. К примеру, в «Эпистоле о стихотворстве», написанной петербургским поэтом Александром Сумароковым в тот же год, что и цитированная выше ломоносовская ода, поэтам был адресован следующий совет: «… Возьми гремящу лиру / И с пышным Пиндаром взлетай до небеси, / Иль с Ломоносовым глас громкий вознеси: / Он наших стран Мальгерб, он Пиндару подобен…». В примечаниях, предназначенных для отечественного читателя, неискушенного пока в литературных тонкостях, Сумароков специально оговорил, что Мальгерб (Малерб) – это «французский стихотворец, славный лирик. Родился около 1555 году. Умер в Париже в 1628 году». Примечание отдает если не педантизмом, то школьным духом, и это не случайно. Дело в том, что в своей Эпистоле Сумароков ориентировался на образец этого жанра – выпущенное в свет в 1674 году сочинение Никола Буало «Поэтическое искусство», в четырех песнях которого, в зарифмованной, рассчитанной на заучивание форме были изложены все каноны французского классицизма. Перенесению их на русскую почву и посвятил свою лиру Сумароков.