Метафора в лексической системе современного немецкого языка

Вплоть до XVIII века метафора, в соответствии с аристотелевскими традициями, рассматривалась исключительно как риторическая фигура, а несколько позже как один из тропов ( = verba alia pro aliis).

В период классицизма и барокко метафорика хотя и существовала в письменной речи, но была довольно мрачной и стереотипной. Лишь в эпоху Просвещения отдельные авторы начали проявлять некоторую творческую вольность в обращении с языком, используя метафоры для усиления экспрессии. Так, Жан Пауль (Jean Paul Richter) осмелился назвать язык «собранием поблекших метафор» (Sammlung erblasseter Metaphern), высказывая одновременно нескрываемое восхищение по поводу того, что они, т. е. метафоры, способны олицетворять и одухотворять неживые предметы. В произведениях самого Жана Пауля метафора становится не только одним из главных стилистических средств, но и доминирующим мотивом, своеобразным ключом к пониманию его творчества, в котором метафорические нити образуют тонко сплетенную и неразрывную сеть (Mauch, 1974: 8–9).

Напротив, довольно скептическую позицию по отношению к метафоре занимал Фридрих Ницше, который хотя и рассматривал ее как необходимость, все же приписывал ей иррациональные качества (впрочем, такую же иррациональность он приписывал и языку в целом).

Одним из первых, кто рассматривал метафору не как изолированную риторическую фигуру, служащую для украшения, а как органическую составляющую часть поэтического целого, был Й. В. Гёте. Яркие авторские метафоры самого Гёте хорошо известны и до сих пор пользуются популярностью даже за пределами Германии. В частности, его знаменитая и ставшая уже крылатой фраза: “Grau, teurer Freund, ist alle Theorie und ewig gr"un des Lebens goldner Baum” часто приводится в качестве наглядного примера абсолютной неперефразируемости метафорических выражений.

То же самое можно сказать о блестящих метафорах Шекспира, причудливо разбросанных по всем его произведениям. Примечательно, что метафорическое выражение из «Ромео и Джульетты» Juliet is the sun превратилось в хрестоматийное и продолжает оживленно дискутироваться литературоведами и лингвистами по сей день как образец предикативной метафоры с далеко идущими импликациями, не поддающейся буквальному перефразированию.

И все же отношение к метафоре оставалось в течение длительного времени настороженным и крайне противоречивым. Так, Вольтер, считавшийся вольнодумцем своей эпохи, откровенно недолюбливал метафоры и старался, как он сам признавал, воздерживаться в философских диспутах от метафорических аргументов. Напротив, Жан Жак Руссо всеми силами поддерживал метафору как выражение вербального аффекта и приписывал метафорическому языку высокий ранг праязыка рода человеческого, тут же добавляя, что южные языки более аффективны и метафоричны и поэтому скорее отвечают этому почетному статусу, чем северные.

В защиту метафоры в разные годы выступали такие выдающиеся мыслители, как француз Анри Бергсон и испанец Ортега-и-Гассет, рассматривавший метафору как инструмент духовного познания, без которого на нашем ментальном горизонте образовалась бы фактически неосвоенная «вакуумная зона».

Во французской лирике XIX века (Аполлинер, Бодлер, Верлен и др.) метафора уже становится ключевым понятием. В поэтических текстах того периода начинают появляться «смелые» метафоры, элементы которых принадлежат к весьма отдаленным друг от друга и не соприкасающимся семантическим сферам. Классическое сравнение стало считаться немодным, непоэтичным и даже мелкобуржуазным (Bloch, 1960: 138f.).

Однако с момента опубликования знаменитого футуристического манифеста в начале ХХ века маятник вновь качнулся в обратную сторону, и многие писатели и поэты, включая немецких экспрессионистов (Эрнст Толлер, Вальтер Газенклевер и др.) и даже реалистов (Альфред Деблин), объявили настоящую войну метафорам. По их убеждению, литература, включая поэзию, должна быть сильной, динамичной и непосредственной, чего можно достигнуть, не прибегая к метафорике как якобы отжившему способу выражения.

Определенная настороженность по отношению к метафорам и недоверие к ним сохранились и после исчезновения с художественной авансцены футуризма и экспрессионизма. Известно, что такой тонкий знаток языка, как Франц Кафка, пытался всеми силами избегать метафор в своих произведениях, считая их «подозрительными», и тем не менее это ему не удавалось: сами названия двух его знаменитых романов – “Das Schloss” и “Der Prozess” – представляют собой не что иное, как метафоры с элементами символики.