Изучение метафоры всегда отличалось разнообразием подходов, которые тем не менее укладывались в сравнительно небольшое количество основополагающих концепций. Однако практически все исследователи прошлого и современности сходятся в том, что метафора состоит из двух элементов, которые связаны определенным образом. В этом выражении «определенным образом» и кроется суть проблемы. Здесь мнения сильно расходятся: одни считают, что эта связь чисто орнаментальная и носит риторический характер, другие полагают, что она осуществляется по сходству или аналогии, третьи доказывают ее интерактивность, включающую элемент внутреннего напряжения, четвертые уверяют, что метафорика – это прежде всего психологический феномен, находящий лишь свое опосредованное выражение в языке, а кое-кто договаривается даже до утверждения, будто метафора есть не что иное, как паразитический элемент на теле языка, с которым необходимо бороться всеми доступными способами. Подобные споры ведутся уже на протяжении многих десятилетий и даже веков, однако никаких признаков концептуального консенсуса здесь пока не предвидится.
В этом смысле интеракционистская концепция А. Ричардса – М. Блэка, которую мы берем за основу в данном исследовании, не только пробудила новый интерес к метафоре, но и задала направление, по которому движется и в котором конструктивно развивается современная метафорология. Это, разумеется, отнюдь не исключает наличие и появление в будущем альтернативных концепций метафоры: главное, чтобы они «работали» и вносили свой вклад в общее понимание этого сложного и до конца еще не полностью выясненного лингвоконцептуального феномена.
В ходе экспликации и последующего уточнения своей теории А. Ричардс ввел считавшиеся на первых порах необычными, но сегодня прочно вошедшие в лингвистический узус термины
Терминология М. Блэка также достаточно интересна: в его понимании
Смысл интеракционистской концепции Ричардса – Блэка в общих чертах можно сформулировать следующим образом: в процессе коммуникации говорящий, не прибегая к использованию совершенно новых слов, отбирает нужные ему (как правило, маргинальные) признаки, содержащиеся в определенной лексеме, и транспортирует их в структуру другого знака, относящегося к иной понятийной сфере, в результате чего последний уплотняет свой семантический контент и приобретает новые свойства и качества, которыми он до этого не обладал. Таким образом, в контексте, т. е. в определенном дискурсивном окружении, происходит
Необходимо помнить, что метафора по сути своей
Другими словами, беря за основу уже существующую форму слова, мы «стираем» его содержание и «вписываем» туда новое, которое – так же как и прежнее – сохраняется в семантической памяти слова. Значение метафоры даже не столько в самом слове, сколько в том, что за ним скрывается. Метафора для языка – это примерно то же, что рентгеновский луч для медицины: проецируясь на объект и сохраняя его в неприкосновенности, он обнаруживает его скрытую сущность. В конечном счете значение и функция конкретной метафоры детерминируются самим говорящим, который осознанно (либо на уровне подсознания) и целесообразно помещает ее в нужный контекст.