Металл дьявола

— А поскольку им хорошо известно, что все убытки возмещаются, то они и вовсе перестают заботиться о безопасности.

— Несчастный случай произошел из-за их собственной небрежности, а всякие типы шляются здесь и стараются разворошить осиные гнезда.

— Этих смутьянов надо уволить с работы и выдворить из города.

— Но это может осложнить дело… — заметил Эстрада.

— Иначе будет еще хуже, дон Лоренсо. Тогда они почувствуют свою силу.

Со стороны обогатительной фабрики доносился шум машин.

— Мы консультировались с Ла-Пасом, — сказал Рит, — Ла-Пас консультировался с Парижем, а Париж… собственно, сеньор Омонте дал распоряжение не рисковать: нельзя допустить, считает он, чтобы его одурачили с законом об охране труда.

— Этот закон влетел бы компании в миллион долларов, — заметил Пачеко. — Наш долг уберечь компанию от потерь. Не так ли, сеньор Эстрада?

Эстрада посмотрел на него и холодно сказал:

— Меня радует, что вы начинаете с таким рвением работать на Омонте…

Однажды в субботу Эстрада спустился в город, чтобы в числе избранных гостей присутствовать у Марты на празднике, который устраивался в честь дня независимости Чили.

В поселке был день получки. У кассовых окошечек конторы скопились рабочие. Несколько очередей, змеившихся вниз по склону, создавали впечатление подвешенных к окошечкам гирлянд из фуражек, заношенных шляп, шарфов, пончо и грубых сапог.

Работницы-индианки тоже ждали жалованья. Другие женщины, жены рабочих, с детьми за спиной, в длинных юбках и круглых шляпах поджидали своих мужей, чтобы перехватить у них несколько монет, прежде чем они спустят получку в чичериях. Происходило что-то необычное. Очередь напоминала растревоженный муравейник.

— Исидро Мамани!

— Здесь.

— Пятнадцать боливиано и сорок сентаво. Давай сдачу!

— У меня нет сдачи.

В другом окошке — то же самое.

— А ну потише! Хосе Лима!

— Здесь.

— Двенадцать боливиано и восемьдесят сентаво. Два двадцать сдачи.

— У меня нет сдачи.

— Нет, так найди. У меня только десятки.

— Тут ни у кого нет сдачи.

Рудокопы спрашивали друг у друга мелочь, но у большинства вообще не было ни гроша. Недовольство росло. Старшие рабочие взяли на себя посредничество в подборе людей, чья зарплата, если ее сложить вместе, составляла сумму без сдачи, и затем вручали деньги сразу троим или четверым. Те роптали. Хотели обратиться к служащим, но все они укатили на уик-энд.

Ропот нарастал. Индианки пронзительными голосами обсуждали событие на своем языке. А когда молодой парень по имени Кучальо сообщил, что те, кто пошел на похороны товарищей, были оштрафованы на однодневную зарплату, волнение охватило всех.

— Товарищи, нас грабят!

— Ворюги!

В это время мимо проходил Ардилес. Он взобрался на небольшое возвышение и с усмешкой стал наблюдать за происходящим. Скоро незаметно для себя он оказался в окружении возбужденных людей и, посмотрев на их мрачные лица, крикнул:

— Что тут происходит?

Пытаясь выбраться из толпы, он резко оттолкнул одного рабочего. Ему ответили насмешками и улюлюканьем. Кто-то дал ему подзатыльник, и у него свалилась шляпа. Он обернулся, и в этот момент кто-то сзади разодрал его габардиновое пальто, и сразу же в него полетели комья земли. Все же ему удалось прорваться сквозь толпу и укрыться в конторе. Камни и комья земли полетели в окна. Посыпалось разбитое стекло. Закрытые двери задрожали от ударов. Снаружи раздавались крики.

В это время навстречу меднокожей толпе, лавируя под градом камней, двигался Эстрада; подойдя совсем близко, он остановился.

— Стойте! Прекратите! Послушай, ты, оставь свой камень! Успокойтесь! Тише!

Широко раскинув руки, он старался осадить толпу. Люди перестали бросать камни. Эстрада обвел собравшихся темными стеклами очков. Заметив знакомых рабочих, он обратился к ним:

— Кучальо!.. Кальяха!.. Мамани… подойдите ближе! Что тут происходит? Неужели вы верховодите этими хулиганами?

Под его взглядом, скрытым темными очками, рудокопы стали успокаиваться.

— Тут нет никакого подвоха. Просто из Оруро не прислали ни мелких монет, ни мелкой купюры.

— Да, но почему не оплачивают убытки семьям погибших?

— Дон Лоренсо, говорят, что нет мелочи, это уж ни в какие ворота… Тут что-то не то…

— А еще оштрафовали всех, кто пошел на кладбище!

— Ну хорошо, хорошо, — возвысил голос Эстрада. — Это, конечно, недопустимо. Теперь всем выплатят аванс, десять боливиано, а остальное — в понедельник. Меньше будете пить. Идите получайте — и чтобы был порядок!

Вернулись разбежавшиеся было служащие. И когда установилась полная тишина, Эстрада прошел сквозь толпу, сел в грузовик и поехал в город. В поселке теперь царили тишина и покой. В воздухе тоже было тихо. Только разбитые стекла конторы и разбросанные повсюду камни напоминали о пронесшемся здесь урагане народного возмущения.

Вдруг раздались тревожные звуки сирен. В конторе зазвонили телефоны. Мистер Рит, который первый раз в жизни не побрился и не держал во рту сигару, едва успевал поворачиваться в своем кресле к аппаратам:

— Что?.. Как?.. Громят пульперию, говорите?