Металлическое вторжение (СИ)

— Правда? — глаза Адриана засияли восторгом. — И ты мне ее споешь?

— Конечно… Пока никого нет, — подмигнул ему Рамзес. — Все равно никакого воздействия я пока оказать на других не могу.

Это было единственное, чем он мог порадовать Адриана. Во всем остальном друг казался ему гораздо совершенней его, поэтому Рамзеса иногда даже сковывала робость.

Рамзес сплел красивую бодрую мелодию и запел о том, как они с Адрианом идут через пески, находят прекрасный Иерусалим, в котором господствует всеобщая свобода, как их там принимают местные жители… Это была целая история, в конце которой Адриан был торжественно объявлен королем Иерусалима. Рамзес постарался вложить в эту песню все мечты Адриана.

Того так это тронуло, что, едва смолкла мелодия, он в порыве чувств обнял Рамзеса, и эти объятия выразили благодарность гораздо лучше любых слов.

— Спасибо! Извини за это, — Адриан изобразил руками объятия. — Не удержался. Это твоя первая песня, и в ней поется обо мне!

— Не за что, — польщенный Рамзес улыбнулся. — Я назвал ее «Золотой рассвет».

— Золотой рассвет, — повторил Адриан. — Рамзес, я понимаю, что сила Лучафэра — это нечто особенное. Но можно мне выучить слова? Я не буду пытаться петь, обещаю.

— Я так рад, что тебе понравилось, — совершенно искренне произнес Рамзес и добавил заговорщицким шепотом: — Я напишу тебе ее на пергаменте.

Адриан наградил его счастливой улыбкой…

…Рамзес бежал со всех ног. По дороге он чуть не сбил нескольких знатных особ, они удивленно оборачивались, провожая юного принца изумленными взглядами, но тот не обращал на них никакого внимания. Его ноги путались в длинном одеянии, дыхания не хватало, однако он продолжал нестись изо всех сил.

Через две минуты Рамзес остановился перед храмом. Он бы, не задумываясь, вбежал внутрь, но у входа встретил препятствие в виде беседующих людей. Отец Адриана, еще пара человек из их семьи, двое старейшин — Торлейн и Дилейн, мать Рамзеса и его маленькая сестра Юфория, крепко державшаяся за подол накидки матери. Лица у всех были серьезными.

— Ты к нам? — заметила Рамзеса Юфория — единственная, кому беседа представлялась очень скучной.

Рамзес выдавил на лице улыбку.

— Нет. Извини.

— Жаль, — расстроилась девочка.

— Что вам здесь надо, Ваше Высочество? — строго спросил Торлейн.

— Я иду в храм! — вызывающе глянул на него Рамзес. — Я должен кое о чем спросить верховного жреца.

— Рамзес, сейчас не лучший момент… — начала было королева, но Рамзес перебил:

— Что, мое обучение уже не важно?

Взрослые переглянулись.

— Не будем препятствовать, — сказал Дилейн. — Рамзес должен стать достойным королем и найти способ не допустить подобных дикостей.

Отец Адриана кивнул. Это был впечатляющего вида человек с неимоверно длинными светлыми волосами и таким ледяным взглядом, что, казалось, ему наплевать абсолютно на все. Рамзес был уверен, что так оно и есть. На него надеяться не приходилось.

Беседующие посторонились. Рамзес вбежал в храм, с трудом пытаясь задушить в себе ярость, возникшую после реплики Дилейна.

— Йон!

Верховный жрец, стоявший в центре зала, обернулся на его крик.

— Врываться с такими воплями в храм Лучафэра, Ваше Высочество, — не слишком достойное поведение, — улыбнулся он своей обычной улыбкой. Правда, на сей раз она была немного печальной, словно ее обладатель заранее знал, зачем и почему сюда прибежал Рамзес.

Рамзес хотел снова закричать, но вспомнил о людях, стоявших у входа. От волнения голос у него почти пропал, и он едва смог прошептать:

— Помоги ему, Йон… Пожалуйста…

Йон едва заметно вздохнул и громко спросил, будто хотел образумить Рамзеса и, соответственно, не услышать повтора просьбы:

— Что, Ваше Высочество?

К глазам Рамзеса подступили слезы. Губы предательски задрожали, и он прошептал еще тише:

— Спаси Адриана… Пожалуйста…

— Вы должны понимать, Ваше Высочество.

— Умоляю… — Рамзес почувствовал, как горячие слезы все-таки потекли по его щекам. — Помоги…

Йон смотрел на него сочувственным взглядом и, казалось, о чем-то думал. В душе Рамзеса забрезжила надежда.

Следующие дни смешались в сплошное неразличимое пятно. Неделя пролетела, как одна минута, и вот уже Рамзес находился в огромном, очень торжественном зале, где собрались все мыслимые и немыслимые представители знати. Ему очень хотелось сбежать, но мать по приказу отца, короля Вавилона, крепко держала его за руку. Она шептала что-то о благоразумии, но Рамзес ее не слушал. Он не хотел, не мог здесь находиться. Все происходящее казалось ему страшным сном, он ни во что не верил. Перед глазами почему-то мелькала книга… Хотелось вернуться в комнату, открыть ее на заветной странице и медленно погрузиться в сон, думая об Иерусалиме, а наутро проснуться и рассказать Адриану то, что ему еще удалось придумать, представить…

Однако утро уже наступило, его никуда не пустили, и это был не сон — вот он, находится в огромном зале, в ужасе смотрит на собравшийся народ, на пьедестал в центре, на котором стоял дивной красоты золотой кубок, и тщетно пытается подавить рвущийся из горла крик.