— Понимаете… — начал было Лью, но по его щекам вдруг хлынули слезы. — Ой, простите! — он принялся яростно вытирать их кулаками.
— Что произошло? — встревожилась Ют.
Теперь все не сводили с Лью встревоженных взглядов: каждый почувствовал, что произошло что-то непоправимое и страшное.
— Говори же, — тихо произнес Шелест.
— Они ее убили, — всхлипнул Лью.
— Кого? — похолодела Юфория.
— Лию…
Реакция на это ужасное сообщение вышла прямо противоположной внезапным слезам Лью — уныние и мрак разом накрыли комнату, словно шатром, но никто не поменялся в лице и не произнес ни слова.
— Тейт, — сказал Шелест. — Мы сегодня никуда не пойдем.
— Почему?
— Потому что будет дождь, — Шелест посмотрел в сторону окна. — И гроза.
Едва он это произнес, снаружи послышался грохот, пока еще далекий, но его было достаточно, чтобы люди засуетились: за дверьми и с улицы послышались беспокойные голоса и даже крики.
— Снова буря? — Лью побледнел. — Но почему?
— Потому что Лучафэру совсем не по душе такая несправедливость, — Шелест провел рукой по его голове. — Ведь Лия наверняка была невиновна. Лью… А как ты узнал? Как так случилось?
— Я знаю, как, — сказал Тейт.
— Ты знал?! — резко повернулась к нему Юфория.
— Да. Волей-неволей я в курсе почти всех государственных дел.
— Ты должен был нам сказать! — Юфория в гневе вскочила на ноги. Казалось, она с большим трудом удерживается от того, чтобы ударить Тейта.
— Я обещал Йону, что сохраню это в тайне, пока все не будет кончено.
— Почему он так поступил? — тихо спросила Ют.
— Он поступил так хорошо, как только мог, по крайней мере, по отношению к самой Лие. Да и к вам, — хмыкнул Тейт. — Я безрассудностью не отличаюсь, а вот вы могли наделать глупостей, пытаясь ее спасти. Ничего нельзя было сделать. Авалон настоял на суде, и суд приговорил ее к смерти. Если она не была убийцей, то спятила окончательно — свою вину совсем не отрицала, все сразу признала.
— Она еще в темнице винила себя! — прекрасно помнил Шелест. — Но только потому, что считала, что все из-за ее оплошности, и латрий был испорчен! Это совсем не доказывает ее виновность, я уверен, она не при чем. И буря — лишнее тому доказательство.
Все притихли. В дожде и приближающейся грозе всем разом почудился божий глас.
Первой нарушила гробовое молчание Юфория, которая, справившись с эмоциями, снова опустилась на пол:
— Если ее казнили сегодня, то почему…
— Ее не казнили, — сказал Тейт. — Была бы казнь, мы бы обязаны были там присутствовать, ты знаешь. Йон считал ее невиновной, поэтому…
— Если так, то почему он допустил… — начал Шелест, но Тейт перебил:
— Знаешь, почему только знать умертвляют через яд?
Шелест покачал головой.
— Крайне мало людей решается покинуть Вавилон, — продолжал Тейт. — Считается, что если умереть за его стенами, то душа будет вечно скитаться без приюта. Поэтому низших выводят за город и сбрасывают со скалы, считая их уже никак не достойными занять место неподалеку от Лучафэра. Другое дело знать, у нас всегда есть шанс оправдаться.
— Отвратительно.
— Может, и так. В любом случае, Йон считал Лию невиновной, но повлиять на решение суда, учитывая, что она признала свою вину, не мог. Но он не допустил казни за пределами города, а объявил ее душевнобольной. Поэтому ее убили сегодня утром, прямо в темнице.
— А душевнобольных… — начал было Шелест, но осекся.
Ему вспомнилась вторая их встреча с принцессой: они шли к воротам Вавилона, чтобы Шелест мог научиться управлять своей силой, и Юфория сказала, что душевнобольных сразу убивают.
Оглушительный раскат грома заставил всех вздрогнуть. Лью, вскрикнув, прижался к Шелесту, совсем как маленький ребенок.
— Ну вот, опять, — улыбнулся Шелест. — А буря ведь наверняка будет свирепствовать всю ночь.
— В его комнате сейчас куда худшая обстановка, — сказала Ют. — Слышимость в сто раз лучше. Пусть остается здесь, если ты не против.
— Конечно, пусть.
Шелест посмотрел на Юфорию. Она сидела с каменным лицом, ни на кого не обращая внимания. Шелест легко читал все ее мысли, и ни одна из них ему не нравилась.
Вскоре Тейт собрался и ушел, предупредив, что переночует во дворце. Лью пригрелся в объятиях Шелеста и уснул — теперь даже грохот стихии не тревожил его. Мальчика положили на кровать и накрыли одеялом, Ют осталась с ним, Юфория, сказав, что ее ждет отец, тоже отправилась восвояси. Но Шелест, ни на минуту не поверив ей, пошел следом.
Он оказался прав: Юфория не пошла к королю, а вышла на веранду, где они когда-то услышали пение Лучафэра. Казалось, она совершенно не обращала внимания на вспышки молний и гром. Облокотившись на ограждение, Юфория застыла молчаливым изваянием.
Шелест хотел окликнуть ее, но передумал. Сейчас печаль владела и его настроением, и он считал, что чувствам не стоит задерживаться в душе человека — по крайней мере, ярким, сознательным отпечатком, омрачающим весь окружающий мир. Поэтому он закрыл глаза, сосредоточился. По округе разнеслась тихая и непередаваемо печальная мелодия.
— Хватит, — глухо произнесла Юфория, даже не обернувшись. — И так паршиво.
Шелест подошел к ней и уселся на ограждение. Музыка смолкла.